здесь не в том, что в двадцатом веке мы столкнулись с несколькими поистине страшными демографическими катастрофами, последствия которых переживаем до сих пор, как и не в том, что мы с западным гуманизмом переняли трепетное отношение к близким – скорее дело в том, что мы полностью потеряли представление о ценностной шкале этого мира. Мы всецело сосредоточились на показателях прироста населения и продолжительности жизни, забыв, что этим жизнь общества не ограничивается. Сегодня мы тратим огромное количество сил и средств на то, чтобы сохранить жизнь тяжело больному ребёнку-инвалиду, но зачем мы так поступаем? Зачем мы обрекаем его на убогую жизнь, зачем мешаем отправится прямой дорогой в рай? Что мешает нам родить ещё с десяток точно таких же, но уже здоровых детей? Но сегодня мы не верим в рай, мы не верим в то, что есть что-то выше и прекраснее, чем простой факт биологического существования. И даже если мы в глубине души понимаем неправоту такой точки зрения, то нам часто недостаёт силы духа противостоять логике общественной деградации. Но дело не только в вере в загробную жизнь: мы и здесь, на земле, раньше мыслили иными категориями. В прошлом веке мы тысячами убивали друг друга и шли голой грудью на немецкие танки не потому, что были глупцами и безумцами, а потому, что верили в то, что есть ценности превыше человеческой жизни. Количество русских жертв в прошлом веке – это не столько выражение уровня ненависти людей друг к другу, сколько степень веры людей в свою правоту и стремление отстаивать действительно важные вещи. Вопрос о том, насколько верна или ошибочна такая позиция, стоит отдельного рассмотрения, но наша нынешняя уверенность в том, что нет ничего важнее человеческой жизни – совершенно точно полный вздор. Разумеется, не нужно убивать других, тем более массово, но и излишне дорожить собственной жизнью и жизнью других тоже не стоит. Жизнь, которая проходит в постоянном страхе, не стоит того, чтобы её прожить.

Другой аспект «эпопеи» с пандемией коронавируса состоит в отношении нашей власти к собственным гражданам. Деятельность государства по ограничению распространения инфекции, особенно в Москве, была почти террористической: столичные власти следили за передвижением заболевших с помощью мобильных приложений, выдавали пропуска для передвижения по собственному городу, обрекли жителей на самоизоляцию в городских квартирах в майские праздники при ещё не отключённом центральном отоплении. Также, при всём моём уважении к власти и к ситуации в целом, я так и не смог понять и принять запрет на участие жителей Москвы и Подмосковья в пасхальных богослужениях в 2020 году. Выжившие после посещения храмов православные христиане всей остальной страны убедительно показали, что немного здравого смысла никогда не повредит. Я полагаю, что возможность полноценного празднования Пасхи вместе со всей церковью – это неоспоримый догмат, это безусловное, абсолютное право каждого христианина, перед которым должна меркнуть любая забота о кажущемся социальном благополучии. Нет такого благополучия, которое бы оправдывало подобный запрет в православном государстве. Однако, учитывая то, что Москва – это образец для всей российской муниципальной и региональной власти, можно ожидать, что подобное полицейское государство, маниакально озабоченное безукоризненным порядком, – это наше общее будущее. Особенно потому, что угрозы никуда не денутся, а, учитывая образ мышления власти, будут только умножаться. Бесспорно, всё делается в благих целях, но хотелось бы, чтобы в нашем иногда слишком бездушном государстве было бы чуть больше человечности.

Что касается пандемии безотносительно вопроса о количестве потерянных жизней, то всё же эта история многому нас научила: мы узнали, какова ценность других людей в нашей жизни, какова радость общения с близкими и каково значение даже таких обыденных мелочей, как поход в магазин; мы увидели, что вся эта глобализация, о которой говорят на каждом шагу, есть не более чем миф: наш мир ещё слишком велик и разнообразен, чтобы быть единым; наконец, мы по-настоящему поняли, какова значимость простой и искренней улыбки на незакрытой медицинской маской лице человека. Ценой не таких уж больших жертв мы приобрели действительно важные духовные сокровища для всего общества. Между тем я всё же надеюсь, что когда-нибудь мы увидим результаты грамотного анализа ситуации, но не с той точки зрения, что «главное – сохранить жизни людей», а с позиции объективного и беспристрастного научного исследования.

* * *

С рассмотренным вопросом о ценности человеческой жизни связан и вопрос о демографии, на котором также стоит остановится подробнее. Эта тема действительно просматривается почти во всех значимых выступлениях президента всего периода его правления. Возьмём для примера несколько цитат из послания президента Федеральному Собранию 2019 года, характеризующих отношение власти к данному вопросу:

Теперь – о наших задачах более конкретно. И прежде всего – о ключевой из них: о сбережении народа, а значит, о всемерной поддержке семей.

Первое. Важно, чтобы рождение и воспитание детей не означало для семьи риска бедности, резкого снижения уровня благосостояния.

Второе. …пособие по уходу за детьми с инвалидностью…

Третье. Доходы российских семей, безусловно, должны расти. …должна быть снижена налоговая нагрузка на семью.

Четвёртое. …нужно последовательно выдерживать линию на снижение ставок по ипотеке… поддержки индивидуального жилищного строительства… справедливо должен рассчитываться налог на землю.

Мы уже обеспечили практически повсеместную доступность детских садов… 32

Я убеждён в том, что повышение рождаемости – это всё же забота мужа и жены, а не федерального правительства. Количество детей в семье не зависит от усилий власти по увеличению размера материнского капитала и выплат беременным женщинам, но лишь является отражением духовного здоровья общества. Если для человека жизнь – это радость, если он с оптимизмом смотрит в будущее, если он не поглощён мелочными житейскими заботами и эгоистическими интересами, то он неизбежно будет стремиться к продолжению рода. Здесь ничего не нужно делать: это природный инстинкт, который сильнее всех внешних факторов. Но если рождение ребёнка зависит от наличия свободных мест в яслях и детских садах, от уровня дохода родителей, то это трагедия для общества, такая страна буквально обречена. Дело не в том, что о экономических аспектах не нужно думать, но этим не должна определяться ни жизнь семьи, ни деятельность государства. Власть должна заботится о духовном здоровье общества, о разрешении внутренних социальных проблем, а не быть поглощена материальным стимулированием. То, чем сегодня занимается наше правительство – это фактически торговля детьми: власть покупает у населения новых граждан за счёт средств материнского капитала и социальных выплат. Священное таинство брака и радость воспитания детей превращается в бездушный,