– Это гнусная ложь, – возмутился Максимов. – Я точно помню, как повел ухом. А в сущности, вы глубоко правы, Карина, это я убил кучу народа – легко и цинично, а теперь только и думаю, как бы подойти к вам поближе и отправить туда же. И лейтенант Демаков, сидящий в кустах, сделает вид, будто ничего не заметил.

– Да ну вас в баню. – Карина густо покраснела. – Не хочу я отвечать на ваши вопросы. Не буду вспоминать позапрошлую ночь. Все понятно и без вас. Лунатичка – это Алина. Вошла в барак, закрученная в простыню, не заметив, что на одной из кроватей нет девчонки! А потом стала думать, вспоминать – и вдруг кого-то заподозрила. Намекнула. А этот кто-то понял, что выкручиваться будет сложно, поднялся посреди ночи… А в эту ночь – надо же, какая досада! – Алина никуда не пошла, устала сильно, спала как убитая… Вы думаете, надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять элементарное?

– А вы далеко бежали позапрошлой ночью?

– Что значит далеко? – изумилась Карина. – К двери бежала – к той, которая ближе… Девчонки еще в кроватях дрыгались, когда я на улицу выскочила.

– Вот видите, как прекрасно разрулилось, Карина, – ехидно улыбнулся Максимов. – Вы не хотели вспоминать позапрошлую ночь и отвечать на мои вопросы. А ведь и вспомнили, и ответили… Мячик не забудьте из кустов достать – удалился ваш почитатель…

В окне жалованного Ольгой Юрьевной домика мелькнула неясная тень. Максимов забеспокоился – Демаков повыше будет. Да и не станет лейтенант отсиживаться в доме, когда открыт сезон охоты на убийцу. Начинало темнеть – подкрасться к домику со стороны кустов не составляло труда. Максимов юркнул за угол, на корточках прошел под козырьком и встал под дверью, предвкушая развлечение. Услышав шорох в тамбуре, резко открыл дверь и вошел в пропахший плесенью полумрак. Узкая рука Зухры уже тянулась к дверной ручке. По инерции девушка подалась вперед, ткнулась носом в подбородок сыщика. Оба замерли. Коснувшись ради интереса широких плеч, Максимов опустил руку на узкую талию – между маечкой-коротышкой и игривыми шортиками с бахромой. Кожа у Зухры была мягкой, волнующе гладкой. От волос приятно пахло виноградным шампунем.

– Ну вот и встретились, Зухра, – зловеще промолвил Максимов.

Девица нехотя отодвинулась и подняла голову. Великолепная, чертовка, с грустью и досадой подумал Максимов. Волосы волнистые, смоляные и ухоженные, блестят чистотой. Глаза, как лесные озера, а когда пытается изобразить испуг, делаются бездонными.

– Извините, детектив, – прошептала Зухра, благосклонно относясь к покоящейся на талии руке. – Я увидела, что у вас приоткрыта дверь, решила войти. Постучалась, но никто не ответил.

– А хотели вы?..

– Спросить. Всего лишь. Вы же понимаете, что мы теряемся в догадках. Нам страшно, мы не знаем, что делать. Из лагеря не выпускают, а ночевать в этом проклятом бараке, зная, что одна из нас… Девочки предлагают разойтись по разным домикам… договориться с Ольгой Юрьевной, попросить ключи – она не откажет, но я пыталась им внушить, что это глупо – представьте, каково это – ночевать одной в четырех стенах…

– Вы продолжаете бояться по инерции, – мягко укорил Максимов. – Цинично звучит, Зухра, но убивать больше некого – погибли все, кто представлял опасность. Живите спокойно, ночуйте, беседуйте, а за преступницу не волнуйтесь – она не станет безобразничать без веского повода.

– Какой вы добрый, Константин… Неужели сами не боитесь?

Девица продолжала обволакивать его обаянием.

– Сегодня нет, – покачал головой Максимов. – Сегодня мы с лейтенантом Демаковым собираемся спать без задних ног. Силы иссякли, Зухра, – прошлая ночь была бессонной. А вот завтра нам придется поработать.

– А что у нас случится завтра? – живо заинтересовалась девушка.

Максимов нацепил на себя таинственный вид.

– А вот этого я вам доложить не могу. Но завтра здесь будет черно от людей, и преступнице станет нелегко. Так и сообщите своим подругам. Пусть боится.

– Как интересно вы говорите, – заинтригованно пробормотала Зухра. – А пояснить не можете?

– Не имею права, – важно сообщил Максимов. – Детали операции содержатся в секрете. – Он постучал по голове загнутым пальцем. – Самый безопасный сейф. Скажите, Зухра, позапрошлой ночью… Вы хорошо ее помните?

– Как в тумане, – поскучнела красавица. – Лучше и не спрашивайте меня про позапрошлую ночь. Все, что помнила, рассказала – сразу после суматохи. А теперь и этого не помню.

– Отлично понимаю ваше состояние. – Рука самопроизвольно погладила девушку по плечу. Максимов устыдился этого легкомысленного поступка, но собеседнице понравилось. – Пройдет и это, Зухра. Вас ждут великие спортивные достижения.

– А спорта больше не будет, – печально улыбнулась Зухра. – Вы представляете, какой скандал разгорится в федерации? Команду расформируют, девчат раскидают по разным клубам, где никому они, такие опозоренные, не нужны. Бесславная жизнь начнется, Константин. Уж лучше самим, не дожидаясь позора, распрощаться со спортивной жизнью… Ну что ж, некоторые из нас владеют мирными профессиями.

В ее глазах отразилось разочарование. За спиной хрустнула шишка. Демаков с открытым от изумления ртом возвращался на побывку.

Сумерки надвигались, как старость – не остановить. Увильнув от просветительской беседы с участковым, Максимов углубился в лес, где никто не помешает ему спокойно подумать. За сосняком и глубокой лощиной обнаружился сравнительно молодой осинник. Невысокие деревца стояли плотной стеной – сцепленные ветвями, спутанные листвой. Двигать в эту глушь не имело смысла. Он споткнулся о какую-то сучковатую корягу, потолкал ее ногами, затем поднял, ощупал острым концом мелкую ложбинку под ногами, поворошил прелую прошлогоднюю листву, спустился, сел на краешек. Устроившись, еще покрутился, вдавливаясь в склон, сооружая нечто вроде седла.

Раскинуть мозгами фактически удалось – отнюдь не фигурально. Кто-то шел за сыщиком… Шороха за спиной он не слышал. Но над ухом засвистело – включились рефлексы. Максимов отклонил голову за миг до того – рука со скоростью пули рассекла воздух, плеснув обжигающей волной. От этой силы нет спасения в приемах, а контратаковать – что с сачком на танк… Он рухнул боком, выронив корягу, которую, точно путник утомленный, сжимал между ног. Не собираясь подыхать от второго удара, сыщик изогнулся радугой, швырнул обе руки перед собой и схватил корявый ствол осинки. Тут-то и свалился атакующий ему на ноги! Заскрипело в коленях. Понимая, что сейчас произойдет, он уперся пятками в землю. Но ногу уже выкручивали. Правая осталась на месте, а левую будто оторвали! Боль пронзила до макушки. Максимова развернуло на сто восемьдесят, он погрузился подбородком в прелый сушняк, рука выпустила осинку, отмахнулась, коснувшись мягкого обнаженного плеча!.. Раздалось лихорадочное сопение – злодейка, бросив надругаться над ногой, подбиралась для толчка, чтобы одним махом запрыгнуть жертве на спину, а там уж песенка спета – рубящий удар по затылочным позвонкам, защищающим спинной мозг, и больше нет на свете такого парня Константина Максимова. Он сделал нечеловеческое усилие, напрягся так, что, казалось, жилы зазвенели. Уперся свободным коленом – и в тот момент, когда злодейка взлетала ему на спину, сделал невозможное – похожее движение совершает норовистая лошадь, сбрасывая ездока… Он слышал, как убийца ойкнула от неожиданности, стукнула зубами, отлетая на склон. Страсть пожить еще немного сделала благое дело – Максимов отпихнулся коленом, упал на ладони и, шустро работая ногами, влетел макушкой в молодой осинник. Ощущения незабываемые! И с какой стати ему померещилось, что убийства на базе прекратились? Он катился по земле, словно колобок, уходящий от бабушки, а «бабушка» тоже не мешкала – живо приняла вертикальное положение, вникла в ситуацию, метнулась в погоню. И кабы не коряга, брошенная Максимовым, ему пришлось бы туго. Но снова раздался сдавленный вскрик – коряга выстрелила из-под пятки! – убийца растянулась, что и впрыснуло в кровь адреналина – он перестал катиться колобком, привстал на колено и, заприметив в гуще осинника синь просвета, туда и ввернулся. Бежал он, к сожалению, не марафон. Осинник становился большим и взрослым. Когда по курсу выросло ветвистое дерево с развитой корневой системой, сыщику ударило в голову обогнуть его слева. Шоферская привычка. Нога скользнула в покатую ложбинку, он начал тормозить второй и погрузил ступню в щель между извилистыми корнями! С пугающим чавканьем ногу засосало, стиснуло лодыжку, и спасло Максимова от перелома только то, что опять сработал рефлекс. Он рухнул на левое колено, замер в безысходной позе: нога зажата, а вытащить нужно время и поменьше нервов, вторую крутит и ломает от боли, и толку от нее, как от культяпки. Легкие бастуют, свободы никакой, веселее некуда, а за спиной трещат ветки…