– А это место?

– Он любил здешний вид и находил его очень романтичным. Но что же здесь произошло? Для ответа на этот вопрос тебе нужно обратиться к деревьям.

Мы ели хрустящий хлеб, мягкий сыр, спелые фрукты и запивали шампанским. Пока мы сидели и смотрели на Сену, по небу катились тучи и дул сильный ветер. Когда начался дождь, мы приютились под широким каштановым деревом, капающая с листьев вода сладко благоухала. Мы наблюдали за пролетающими в небе лебедями, столь же безмятежными, как и мы.

– Они находят пару на всю свою жизнь, – заметил Жак.

На мгновение мне показалось, что он собирается меня поцеловать, и про себя подумала, почувствую ли я вино на его губах? Но поцелуй так и не случился.

«Просто сделай это – протяни руку и коснись его», – приказала я себе.

А потом чуть не рассмеялась вслух, вспоминая, что каждая из этих фраз была взята из разных рекламных роликов. Первая из Nike, вторая – AT&T. Я была настоящей жертвой рекламы, Жак цитировал стихи, мой мозг же был в лозунгах с Мэдисон-авеню. И эта мысль отвлекала меня от очередного разочарования в себе и своей робости.

– Ты когда-нибудь была здесь, на Сите? – спросил он, когда дождь прекратился.

– Нет.

– Я живу в этом районе, и это словно тайный уголок в центре города, полный секретов. Хотя здесь есть еще один секрет, который я хочу тебе показать.

Он повел меня по двум живописным улицам, вдоль которых стояли трех-четырехэтажные здания затопленных под грудой оконных ящиков с растениями и извилистыми коваными дверьми. Мы миновали художественные галереи, магазины мороженого и даже антикварную галерею плакатов и фотографий в здании четырнадцатого века, где мы провели полчаса, просматривая старые фотографии Пикассо, Матисса и Моне и плакаты де Палеолога и Мухи.

Затем мы попали в магазин Mélodies Graphiques, где продавались красивые канцелярские товары и блокноты, специальные ручки и чернила в драгоценных тонах, от рубина и до бирюзы и изумруда.

Жак взял меня за руку.

– Идем, я покажу тебе самое главное.

На столе в самой глубине магазина лежала открытой громадная книга в триста или более страниц. Зеленовато-желтая тесьма бежала посередине страницы. В книге все записи были сделаны разноцветными чернилами, и все – разным почерком.

– Это книга для влюбленных. Уже более ста лет люди приходят сюда и оставляют сообщения друг другу.

Я провела пальцем по атласной тесьме. Слова стали размыты. Не знала точно, отчего пришли слезы. От внезапного осознания всего, чего мне так не хватало, или же история этой книги просто показалась мне до боли трогательной? Жак заметил мои слезы и улыбнулся так, будто сам все осознал, а затем вытащил носовой платок и протянул его мне.

– Для твоих слез, – тихо сказал он.

Это был второй момент, когда я подумала, что вот-вот он наклонится и поцелует меня. Но он этого не сделал. Возможно, он ждал, что я сделаю первый шаг. В конце концов, это я была замужем, а не он. И вдобавок креативным директором рекламного агентства, нанявшим его.

Я отчаянно хотела прильнуть к нему. Шли секунды. Никто из нас не сказал ни слова. Мир продолжал вращаться, но я осталась на месте.

А затем владелец магазина заметил нас:

– Могу ли я чем-то помочь?

Жак ответил ему что-то по-французски, и мы вышли из магазина. Я все еще была в таком оцепенении, которое еще не скоро покинет после сильного волнения.

Смеркалось. L’heure bleue – синий час, как называют его в Париже, именно этому чудесному времени дня Герлен посвятил один из своих ароматов.

– У тебя есть планы на вечер? – спросил Жак.

Я кивнула:

– В восемь у меня ужин с заказчиком.

Мне было так жаль это произносить. Я так хотела бы сказать:

– Нет, мне совсем нечего делать, в планах лишь только ты.

– Тогда у нас есть время на еще один бокал шампанского.

Жак взял меня под руку, даже сквозь его куртку и мое пальто я чувствовала жар. Исходил ли он от нас в действительности, или мне просто казалось?

– Я знаю подходящее местечко, – сказал он.

Оно было похоже на плавучий дом, один из сотен, расставленных по Сене, но это был настоящий бар. В нем были лишь местные, они знали Жака и принесли шампанское, даже не спрашивая его.

Вечернее небо все темнело, а мы все говорили об искусстве, фотографии, парфюмерии и рекламе. Он рассказывал мне свои истории, а я ему свои, как это делают все, знакомясь ближе с людьми.

Все было настолько увлекательно, интересно и чудно.

А затем день подошел к концу…

Я так и не сделала первый шаг. Как было бы приятно провести романтическое приключение в городе любви. Сделать мечту былью. Но этому не суждено было случиться, и список моих упущенных возможностей, моих «французских любовников» в очередной раз пополнился.

После я не была в Париже в течение двух лет, а затем была вновь приглашена на вечеринку по случаю дня рождения дорогого друга, который жил в Фонтенбло в получасе езды от Парижа. За шесть месяцев до этого я поставила точку в отношениях с уже бывшим мужем, поэтому такая поездка казалась мне вполне кстати.

Два дня до вечеринки и три дня после я планировала провести одна в своем любимом городе. И снова я остановилась в Lenox на улице l`Universite. И вновь все так же замечала каждую парочку, целующихся и державшихся за руки, каждая из которых напоминала о моем недавнем неудачном браке.

Впервые Париж для меня казался грустным. Каждый день шел дождь и было зябко. День рождения был испорчен, когда свекор моего друга был доставлен в больницу, как выяснилось позднее, с сердечным приступом.

Вернувшись в город после вечеринки, весь понедельник я провела, блуждая по парижским улицам. Очутившись в районе острова Сен-Луи, я прошла мимо канцелярской лавки, которую мне показал Жак. Я вошла внутрь, оглядела все красивые бумаги и бутылки, полные причудливых цветных чернил, с мыслью, что подобные магазины можно найти лишь в европейских городах. Магазин, посвященный лишь письму, перьевым ручкам, изысканной бумаге и журналам из тонкой кожи. Я посмотрела на стеллажи карандашей и разнообразных штампов и причудливой тесьмы.

Я дошла до той самой задней части магазина. До той комнаты, что и побудила меня зайти в этот магазин, проверить, лежит ли все еще «Журнал влюбленных». И он был там. Лежал все на том же столе, открытый на пустой странице, за исключением написанной сверху даты. Я засомневалась. А затем взяла перо, опустила его в склянку с темно-красными чернилами и написала: