Все это полицейский делал по собственной воле, никто не заставлял его это делать, пока его коллеги отдыхали. Возможно, ему просто было приятнее за пределами бара, или он наслаждался видом на Сену, или разговором с этим парнем, но тогда мне показалось, что на его месте комиссар Жюль Мегрэ поступил бы точно так же. Непререкаемый и всезнающий Мегрэ, порой кажущийся идеалом отца, разбирался в людях и знал, что, если просто быть открытым к людям, они сами расскажут тебе свои истории. Предотвращение катастрофы, предотвращение конфликта, считывания знаков того, что ситуация может вот-вот выйти из-под контроля. Может быть, их этому учили в полицейской академии. К тому времени, как молодой человек наконец ушел (он все еще был совсем далек от трезвости), на лице офицера появилась улыбка. Я так никогда и не узнаю, что же случилось с этим парнем после, но у меня было чувство, что он просто дойдет до дома и уснет. Наутро он не будет чувствовать себя униженным и потерянным, его встретит лишь жуткое похмелье.

Романы Жоржа Сименона полны следователей, полицейских на их ежедневных облавах, соседей жертв, консьержей отелей, все это отражало дух Парижа, который сейчас существует только в нашем воображении. Время, в котором невозможно было представить мобильные телефоны и домофоны, когда, чтобы войти в дом после полуночи, нужно было звонить консьержу. Все знали все про всех, в этом городе закрытых дворов, высоких стен и настороженных глаз. Я думаю, что и сейчас знают. Парижане курили и пили утром, днем и ночью. От мужских шерстяных пальто и шапок исходил пар, когда те входили из влажного зимнего вечера в теплое кафе с горящей угольной печью. Люди знали своих соседей. Стукачи стучали. Подруги общались друг с другом, а тещи все так же сетовали на мужей, связи между людьми поражали, зачастую сплетаясь в паутину лжи и обмана.

В этом запутанном мире Мегрэ продолжает быть над всем, упорно задавая вопросы, отвергая версии, подпаливая трубку, когда та гаснет, пока сидящий напротив него в кресле подозреваемый знает, что это все только вопрос времени. Как и Мергэ. Он пьет за обедом, иногда злится настолько, что даже заказывает бутерброды и пиво днем. В августе он уезжает в отпуск с мадам Мегрэ, если только не происходит очередное дело, но разве такое бывает? – и оно удерживает Мегрэ в жарком, безлюдном Париже. Но некоторые из его расследований заносят его в сельскую местность, где в полностью герметически закрытых деревнях ничто и никто не проходит незаметно. Как и во многих культурах, посторонний человек, прибывающий в маленькую французскую деревню, часто встречает недоверие, особенно если тот отличается от местных.

Это и до сих пор так.

Признаюсь, когда я впервые начала писать свои романы об Эми Ледук, я думала: «Хорошо. Вот есть убийство, лестница, залитая кровью… что бы сделал комиссар Мегрэ?» Это не всегда помогало, так как Эме – не просто женщина-полицейский, а оперативник. Затем я задалась вопросом, что она могла бы сделать, если бы Мегрэ был на месте преступления и расспросил бы ее после нахождения тела? Это сработало чуть лучше. Конечно, действующая полицейская система отличается от прежней: Жюль Мегрэ, как глава комиссариата, точно не стал бы отвечать лично. Сегодня именно бригада Criminelle и le procureur (эквивалент районного прокурора) будет нестись со всех ног на место происшествия и диктовать следующие шаги в расследовании. Следуя советам моих друзей из полиции, мне пришлось пересмотреть концепцию процесса расследования убийства, так как методы Мегрэ не были правдоподобны в современном сюжете. Итак, я изменила метод ради сохранения аутентичных реалий, и оказалось, что комиссару Мегрэ расследовать преступления было намного проще, чем главе комиссариата в наши дни.

Устарели ли романы Сименона? Стали историческими? Остались нетленны? Я бы поспорила с последними двумя высказываниями. Лично мне нравятся мои темные и узкие парижские улицы с блестящими булыжниками, густой воздух от тумана и подозрений. Массивная стена кладбища на Монмартре, такая же, как и прежде, с огромным старым лишайником, покрывающим каменную кладку. Мне было легко представить там труп. Мой друг живет в этом квартале, и, возвращаясь поздно вечером с последнего поезда метро, я иду в горку с площади Клиши, я прохожу темные кинотеатры, темные огни кафе, пересекаю кладбище и слышу стук старого двигателя Citroën или Renault, звук переключения передач и запах вишневого табака, мне нравится думать, что Мегрэ курил вишневый табак, хотя я не помню, что об этом где-то писалось, возможно, есть специалист по работам Сименона, который может это подтвердить. Фонари освещают труп, распластанный на влажном асфальте. Мегрэ кивает своему лейтенанту: «Запиши», и мы начинаем расследование. Расследование, которое ведет к скрытой жизни за стенами, к интригам в района и мирам, которые мы никогда бы и не посетили. Миры, которые заставляют меня чувствовать, что я действительно принадлежу к этому месту.

Легендарная Префектура на улице 36 Quai des Orfèvres, по словам самих полицейских, разваливается на части, потрепанная и изношенная, она трещит по швам из-за невозможности справиться с новым полицейским оборудованием. Планировался масштабный переезд в совершенно новое здание с целью объединения всех подразделений жандарма в одном месте. Оно находится в 17-м районе возле парка Батиньоль, бок о бок со старыми станциями переключения поездов, заброшенных давным-давно. Данные планы воплотились бы, получив Франция олимпийское предложение 2012 года, которое по итогу досталось Англии, именно там планировалась Олимпийская деревня. Я даже отчасти рада, что этого не случилось.

Как отмечают некоторые полицейские, этот шаг уже давно запланирован, но, с учетом нынешнего кризиса, преимущество на стороне нынешней Префектуры. Один из неоспоримых плюсов расположения Префектуры в самом центре Парижа заключается в том, что городской Трибунал находится по соседству. Заключенные, ожидающие суда, буквально переходят из своих камер содержания в суд через древний подземный туннель. Мой друг, чья первая работа после выпуска из полицейской академии была сопровождать тех, кто содержался под стражей, из их многовековых, зловонных камер во двор, метко описал данные окрестности «средневековыми», они остались столь же древними и дурно зловещими, как и во времена Мегрэ.

Бульвар Ричарда Ленуара – место дома, в котором жили комиссар и мадам Мегрэ. Признаюсь честно, я совершила паломничество к их дому, хотя я прекрасно знаю, что это вымышленное здание, я не смогла удержаться. Я представляла, как скажу: «Так, вот и их улица, их дом, точно такой, как его описал Сименон». Годы спустя, когда я ехала на велосипеде из городского проката Vélib, возвращаясь поздно домой, обнаружила, что все станции велосипедов рядом с моим домом на канале Сен-Мартен были переполнены. Zut! Было поздно, и моросил дождь, я была голодной и мечтала об отдыхе для моих уставших и натруженных ног. Наконец я нашла одно свободное место для моего велосипеда: на бульваре Ричарда Ленуара, прямо под квартирой Мегрэ. В этот момент мне так хотелось, чтобы мадам Мегрэ все еще ждала Жюля дома, разогревая кастрюлю с кассулой на плите к его приходу.

Несмотря на то что я часто приезжаю во Францию уже больше двадцати лет, я все еще l’américaine (американка). Мне посчастливилось побывать на нескольких местных свадьбах, выслушивая все об изменах мужей… Я хотела бы верить, что теперь они мне доверяют. В конце концов, я была в их домах, что считается честью и серьезным достижением. Однако во многих отношениях я остаюсь всего еще лишь посторонним человеком, следователем. И все же они приоткрыли мне окно в свою жизнь, и если это и вправду так, что я «посторонняя», – то меня это вполне себе устраивает. Думаю, если я когда-нибудь полностью пойму французов, магия исчезнет… но отнюдь не боюсь этого. Сок первых персиков все еще капает, пачкая мой подбородок, я полна удивления, вдруг стало так уютно под этим пуховым одеялом.