— Благодарю, Аман-Тар, — кажется, Сэль даже просиял от столь чудесной новости. — Всё, что будет нужно, я непременно разыщу! Да отразится Янтарный замок под лазурными небесами в зелёной воде!

Его Высочество выпорхнул из комнаты, весь пылающий от радости, предвкушения и нетерпения, а вот на бессмертного гостя, напротив, нахлынули мрачные мысли.

Почему он не мог понять, что за символы и знаки принц чертил на песке? Потому ли, что наследник престола — тот ещё неумеха, неопытный и неуклюжий? Или же дело заключалось в чём-то ином: более мерклом, более зловещем? И тот, кому прежде беспрекословно подчинялись потоки майна и у кого с пера всегда слетали превосходные волшебные конструкты, ныне лишён важнейшего для восприятия чертежей и формул? Он… он больше не в силах постигать смысл конструктов? Почему, ведь он по-прежнему умеет ловко колдовать и способен совладать даже с дикой и необузданной энергией… Он понимает умом, он понимает их, но…

Что это за демонические происки, что за злые козни?

Взмахнув рукой, бессмертный разом зажёг все свечи и лампы в зале, дабы доказать себе, что он всё ещё умеет управляться с магией. Сотни мелких огоньков вспыхнули, и отражения языков пламени поплыли по металлической пластине медного плато, по бокам которого цвели выгравированные нетленные кувшинки. В Элисир-Расаре короли верили, что эти водные цветы видели каждого из их предков и помнят древние времена. Однако… помнить и понимать — это вовсе не то же самое, что и чувствовать сердцем, да?

После того, как сизо-фиолетовые сумерки сгущались настолько, что в их недрах готова была зародиться прохладная ночь, кабинет на втором этаже башни Белой Семёрки оживлялся, и в его окне подолгу горел свет. Обычно за столом восседала Глава в какой-нибудь величественной позе. Она занималась бумагами, счётными книгами, просматривала полученные письма и доносы, а по бокам от неё хозяйничал молчаливый и темнокожий Учёный по имени Виридас. Он был ответственным за документы, хранящиеся в ставке, знал множество языков, даже больше, чем Бел-Атар, был подкован в вопросах права и законодательства, но, главное, прекрасно умел читать священные письмена богов — иероглифы, точно такие, что заполняли собой стены Янтарной башни.

Нет ничего проще, чем выдать вышколенную особу подходящей наружности за претендентку на звание Владычицы янтаря. Иное дело — обставить всё так, чтобы кандидатка действительно прошла испытания. А испытаний ей предложат немало, ведь жрецы-небесники на весь Элисир-Расар славились дотошностью и нетерпением к ошибкам. Однако… ситуацию облегчали два обстоятельства.

Во-первых, все проверки, которые выпадут на долю будущей Владычицы в Янтарной башне, не имеют никакого отношения к магии, и, следовательно, не требуют наличия ни жилки колдуна, ни талантов к чародейству. Они скорее направлены на выявление «чистоты души и непорочности сердца», и… на знания мифов, легенд и священных текстов. Содержание этих текстов — загадка, похлеще сути бытия, столь же непостижимая, как и общий замысел божеств. Почти никто отроду не бывал за стенами башни, за исключением небесников, потомственных слепцов, принадлежащих к единственному дому в Элисир-Расаре, что лишён земельных наделов и каких-либо доходных предприятий, кроме пожертвований. И, значит, почти никто в глаза не видел их священные письмена. Ни магу-королю, ни Верховному гебру, ни даже вездесущему Главному советнику не было известно, о чём конкретно повествуют тексты, однако, они были начертаны отнюдь не уникальным методом, а древними иероглифами. И иероглифы эти вполне недурно знал Учёный Виридас.

Во-вторых, на всё, что бы небесники не спросили у Владычицы янтаря, имелся чёткий ответ, и он уже обрёл устойчивость и неизменность, ибо был высечен в камне… прямо на стенах башни Янтаря. Претендентка могла просто прочесть священные писания, если бы, конечно, понимала божественный язык, недоступный смертным. А жрецы даже не заметили бы подобного «мошенничества», потому что среди них не затесалось зрячих.

Кажется, и судьба, и всевышние, и звёзды благоволили теперь Главе Белой Семёрки, ибо прямо ей в руки послали несмышлёную, однако весьма сообразительную девчонку Лили, счастливую владелицу совершенной памяти. План Главы приобрёл более надёжное основание, стал отчётливым и даже покрылся блестящей позолотой. Изо дня в день он наполнял сердце эльфийки радостью.

Теперь вместе с ней и Учёным в кабинете заседали ещё Гвальд и Лили, которой предстояло усвоить массу сложного и заковыристого материала.

Пока Глава и Учёный в уголке перебирали старые записи и просматривали древние гравюры, Гвальд перекладывал листы с рисунками из одной стопки в другую и попутно поглядывал на Лили, которая читала какую-то тонкую книжицу, восседая за противоположным краем стола. Прищурившись, мастер попытался выяснить, что именно читает девчушка, потому что ему показалось, будто ученица жульничает, и вместо трудного для восприятия богословского текста она уже переключилась на дешевый романчик. Но тут на очередном листе бумаги перед Гвальдом, наконец, предстал образ, который он столь старательно разыскивал.

— Вот же, глянь, Глава! Не иначе, как вылитая Лилия! — торжественно провозгласил мужчина, поднося к лицу девчушки традиционное для Исар-Динн изображение Владычицы янтаря. — Ещё скажи, что я был не прав!

— Ты великолепен, право слово, — иронично выдала Глава, даже не поворачиваясь в сторону Гвальда и Лили.

— Или же ты по-прежнему думаешь, будто нам надлежало использовать Момо? — холодным и острым тоном отчеканил мастер.

Он резко поднялся на ноги и подошёл к Главе, которая устроилась у тонкого застеклённого окна и изучала тяжеловесный сборник старинных преданий. Мужчина едва склонился к её хрупкому плечу, покрытому струящимися прядями распущенных, белоснежных волос. Он знал, насколько сильны и могущественны представители высоких происхождений, особенно эльфийского, но до сих пор дивился удали этой воительницы. Глава с лёгкостью держала на руках фолиант, который с трудом поднимал Учёный — вполне крепкий мужчина в расцвете лет. Уже не единожды Гвальд становился свидетелем выдающейся физической формы Главы, однако он всё ещё не привык к подобному, и его, как благородного и славно воспитанного человека, всегда подмывали крамольные мысли. Он хотел помочь слабой женщине, защитить её… но всё было бесполезным. Глава не нуждалась ни в поддержке, ни в участии со стороны людей.

— «Использовать Момо»? — злостно повторила эльфийка, — не Момо, а его таланты. И не «использовать», а «обратиться к».

— А, ну как же я запамятовал о том, что эльфы вечно придираются к словам. Впрочем, ты и без того прекрасно понимаешь, что я имел в виду. Да ведь?

Кажется, она вонзилась прямо в душу Гвальду своими ядовито-красными зеницами и надменно улыбнулась.

— Вопрос другой: а понимаешь ли ты сам, коли не можешь выразить задуманное?