class="p1">Глава, будучи прирождённой охотницей, загоняла добычу в угол. Однако Гвальд не походил на кроткую лань или пугливую серну, он скорее смахивал на могучего медведя, с которым тягаться не каждому по силам и который будет сопротивляться до последнего. Но… костёр вражды не разгорелся, не напитался косыми взглядами, колючими словечками или насмешками. В конце концов, Гвальд правду говорил, и Глава всегда зрела в корень его намерений. Она знала, что сердце Гвальда — одно из самых честных и прямолинейных среди тех, которые ей довелось испытывать. И даже если грозный воин порой не отдаёт себе отчёта в том, что конкретно его гложет или что терзает его на данный момент, он никогда не покривит собственной душой, которая, может, ему и не открылась вовсе. Он не понимает тайных языков, но здесь важней иное: не осознавая, как прокладывается курс, Гвальд чувствовал его нутром и придерживался выбранной дороги.

— Лили, что ты там читаешь? Я по твоему хитрому лицу вижу, что это совсем не то, что полагается! — вдруг рявкнул Гвальд, отстраняясь от Главы. — Лили!

Девушка настолько увлеклась рассказами о любовных похождениях лесной нимфы, оставившей дикие чащобы и присоединившейся к людям, что не обратила внимания на упрёки.

— Лили! Сосредоточься! Из-за твоей оплошности пострадаем все мы, ты вообще… — Гвальд устало возложил руку на лицо, — ты вообще осознаёшь, что происходит и насколько это опасно?

— Да, мастер, — спокойно и уверенно ответила девушка, мигом спрятавшая запретную повесть. — Я ведь травница, и лекарь. Мне не привыкать к ответственности. Тем более, я уже закончила на сегодня!

— Гвальд! Гва-а-а-а-а-а-льд! — откуда-то из дома послышался истошный вопль, выпущенный то ли Ватрушкой, то ли Алхимиком, и мастер молча поспешил на помощь потерпевшим.

Вскоре кабинет покинул и Учёный, предварительно собравший самые ценные записи и понёсший их обратно в личную комнату, дабы редкие свитки и пергаменты ночевали рядом с хозяином. Иноземец Виридас, в жилах которого по слухам плескалась разбавленная кровь возвышенного происхождения — митриникийского, — стерёг свои сокровища, словно истинный дракон, и лучше было к ним без дозволения не прикасаться. Разве мифы и легенды не гласят наперебой, что драгоценности драконов издревле преследует страшное проклятье? И тот, кто пожелает что-то выкрасть из запасов ящера, прослывёт явственным глупцом, ибо заодно получит суровый наговор. И неважно, что золото этого дракона заключалось в знаниях.

Глава убрала фолиант, который изучала, и подошла к письменному столу. Рыжевато-медовый свет от масляных ламп заливал пространство и облизывал пальцы молодой девчушки, которая своей худенькой ручкой делала какие-то наброски. Эльфийка отыскала копию одного документа, ткнула в первый попавшийся символ и строго спросила:

— Что это значит?

— Красота, — без заминок откликнулась Лили, — или нечто прекрасное.

— А это? — Глава перевела собственный острый пальчик на иной знак.

— Дом, или хлеб.

— Это?

— Хм, — испытуемая захихикала. — Проверяете меня? Этот символ ничего конкретного не означает, он лишь показывает, что речь идёт об отвлечённом понятии.

Несмотря на то, что Лили безошибочно ответила на все каверзные вопросы, создавалось ощущение, будто Главу успехи подопечной никак не впечатляли. Напротив, жёсткий и твёрдый лик воинственной женщины ещё больше нахмурился, а брови соединились на переносице в глубокую морщинку. Нрав морозной эльфийки был подобен её далёкой и беспощадной родине. Он, словно бескрайняя ледяная пустыня, никогда бы не оттаял и не заколосился травами от единственного лучика солнца. Однако, холода особенно отягчают сердце в преддверии весны.

— Видите? Я ничего не забыла, всё помню.

— Что на самом деле ты читала? — вдруг неожиданно добродушно поинтересовалась Глава.

— На примере этой книжицы Касарбин учил меня, правда, история оказалась…

Лили осторожно оглянулась по сторонам, убедилась, что никто не наблюдает за двумя сплетничающими дамами, и продолжила:

— …оказалась очень пикантной. Нимфа пресноводного ручья, дочь хозяина леса, однажды повстречала на берегах своих владений молодого человека. Они полюбили друг друга, однако богоподобная родня нимфы не давала согласия на такой неравный союз. Но потом выяснилось, что её возлюбленный являлся сыном верховного правителя, которому жрецы пророчили великое будущие, и у них всё сложилось.

Таолили мечтательно закатила глаза. Вначале она вообще не понимала, зачем Глава повелела обучить её чтению, ведь девчонка могла попросту запомнить каждый из иероглифов, а затем найти любой среди писаний на стенах Янтарной башни. Однако теперь Лили тоже получила некоторую выгоду от столь сомнительной затеи — она пристрастилась к второсортным книжкам, где всё повествование вертелось вокруг двоих, и воздух рядом с ними намагничивали бури из стихийных чувств.

— Чёрно-белые страницы — чёрно-белая жизнь, — мрачно выдала Глава.

— Что, простите? — переспросила Лили, ибо её опять унесли вдаль фантазии.

— Я говорю, что изначально эта история завершалась иначе.

— Да? Как? — удивилась неопытная барышня, и её тонкие бурые брови поплыли вверх.

— Так, что нимфе пришлось вернуться в лес. Она ушла в чащобы, ведь её постоянно призывала магическая суть — её истинная природа. А принц остался с воспоминаниями, но без возлюбленной. Он больше никому не раскрывал сердца, хоть и был вынужден жениться на обычной земной женщине, дабы продлить род и получить наследника. Это теперь среди знати Элисир-Расара больше принято то, что и более всего приятно. На лживых сказках можно недурно заработать, вот они и расплодились.

— Не-е-е-е-т, — возмущённо прошипела Лили, которой не понравился старинный вариант легенды. — Фу, тоска такая. И почему всё так печально?

Тем не менее, Лили тоже была прямолинейна и честна: она не искала в дешёвых книжках чего-то возвышенного, просто хотела развлечься, погрузиться в иное измерение и услышать слова утешения, что шептали ей на ушко подобные истории сладким голосом. Пускай притворным, ну и что?

Глава же, внезапно упав духом, побрела к окну, сложила руки на груди и устремила взор на горизонт, который едва проглядывался через жёлто-зелёное стекло.

— Потому что такова реальность. В этом мире смертному не дано сберечь свою бессмертную любовь.

От такого скорбного откровения Лили разинула рот. Глава, осознав, что дала слабину и сболтнула лишнего, решила тут же избавиться от свидетелей своего грехопадения и прогнала девчонку прочь.

— На сегодня достаточно, ты свободна.

Лили собрала тетради и записные книжки, поклонилась на прощанье Главе и поднялась на четвёртый этаж башни — в комнату, которую она с первого дня делила с Бел-Атаром, однако иноземца нигде не наблюдалось. Его кровать, аккуратно заправленная, стояла не тронутой с самого утра, на тумбочке в тарелке лежали остатки ужина и целое яблоко. Лили бросила пожитки на собственную койку, добавляя беспорядка смятым простыням, взяла яблоко и по приставной деревянной лестнице двинулась наверх.

Через люк можно было проникнуть на плоскую крышу, откуда открывались