Ужин у Станисласа де Кастеллана: мадам Жан де Ганэй, княгиня де Пуа, граф Сала, Тьерри (депутат от Марселя и бывший министр), один молодой врач, который много разглагольствовал, и Шлюмберже[139]. Говорили главным образом о больницах и госпиталях Красного Креста. Я сказал княгине де Пуа, что слышал, будто ее сын, который учился в Итоне, отличился, захватив врасплох отряд немцев и взяв нескольких из них в плен. «Он сделал не только это, — ответила она. — Он хороший стрелок; он убил двух немецких генералов, шесть полковников и шестнадцать рядовых, а теперь направляется в Дарданеллы в составе штаба генерала Амада![140]» Если французы войдут в Германию, они начнут убивать и жечь — но не женщин и детей, не гражданских лиц. Они не будут так зверствовать, как немцы, и все же… Здесь витает дух мщения, что неудивительно. Когда речь зашла о Константинополе и проливах, Шлюмберже сказал, что они должны перейти под управление нескольких стран. Русские в Париже все время хвастают, что владеть ими должны они!

12 марта 1915 г. Заходил Эшер по возвращении от Френча. По его словам, последний держится очень уверенно, но Китченер постоянно вмешивается в его планы; у них напряженные отношения. Узнал от Эшера, что мы атаковали в Ла-Бассе семью бригадами, что изумило французов, которые обычно идут в атаку двумя или тремя батальонами. Кроме того, я узнал, что некоторые представители нашего командования сомневаются в успехе Дарданелльской операции, если в ней не примет участие по-настоящему сильный экспедиционный корпус.

14 марта 1915 г. Во время долгой прогулки в Булонском лесу беседовали с Мюрреем Элибанком. По его мнению, ведутся приготовления к созыву мирной партии, которая будет настаивать на мире, прежде чем мы доведем борьбу до конца. В нее войдут пацифисты, германофилы, квакеры и часть лейбористов. Члена парламента Томаса правительство использует как противовес движению. Он злится, так как в армию забрали часть его железнодорожников; они принесли бы гораздо больше пользы на месте своей постоянной службы, чем на поле боя.

Последнее время усиливаются разногласия из-за большого количества немцев на свободе. Военное министерство и Министерство внутренних дел обвиняют друг друга; вопрос представили на рассмотрение кабинета министров. Китченер заявил, что арестовывают недостаточно. Маккенна ответил, что он приостановил дальнейшие аресты, потому что, по сообщению военного министерства, арестованных уже негде размещать. К. парировал: ответить так мог только какой-нибудь майор. Тогда Маккенна приказал возобновить аресты. Начались трения между полицейскими и солдатами, которые отказывались препровождать арестованных в лагеря. Тогда один из армейских советов попросил больше никого не арестовывать. Маккенна приказал сэру Э. Генри продолжать аресты, а на следующем заседании кабинета спросил К., по-прежнему ли он считает, что за всем стоял просто какой-то майор. Китченеру пришлось взять свои слова назад! Все это как-то по-детски.

15 марта 1915 г. Только что (в 23.30) узнал хорошую новость об уничтожении крейсера «Дрезден». Почти 300 раненых прибыли вчера в Трианонский госпиталь. Боюсь, что наша маленькая победа[141] дорого нам обошлась: мы понесли большие потери. Утром Бриан сказал, что принц Георг Греческий[142], который испытывает личную неприязнь к Венизелосу из-за разногласий в то время, когда принц стоял во главе автономного Крита, добровольно вызвался уговорить короля примкнуть к странам Антанты. Он уверен в успехе, если ему удастся убедить брата: если Болгария нападет на Грецию и отберет у нее часть территории, страны Антанты, даже если не удастся сразу же вытеснить Болгарию, пообещают восстановить права Греции на оккупированные территории в конце войны. Такое обещание невозможно дать из-за привязанности, какую питает к Болгарии Россия.

Командовать Средиземноморскими экспедиционными силами во время Дарданелльской операции будет сэр Ян Гамильтон[143].

16 марта 1915 г. Сегодня ужинал с американским послом; познакомился с полковником Хаузом[144]. Он проводил в Лондоне консультации с Греем, встречался с Делькассе, а завтра едет в Берлин и вернется сюда через две недели. Насколько я понимаю, он сейчас осматривается, решая, какую возможность может получить президент для предложения мира и таким образом закрепить за собой голоса немецких избирателей при выборах на второй президентский срок. Мы немного побеседовали, но ничего достойного упоминания.

18 марта 1915 г. Эшер снова побывал во французской ставке: говорят, там состоится встреча Китченера, Мильерана и Жоффра. По его мнению, Китченер и Мильеран никогда не найдут общего языка. Последнему кажется, что первый с ним не до конца откровенен. Эшер просил меня как-то сгладить напряжение. Я ответил, что лучшим решением стала бы встреча Асквита, Китченера, Грея и Мильерана. Асквит заставит Китченера вести себя надлежащим образом и не позволит ему пререкаться относительно снабжения и т. д. Генерал Гендерсон в Париже по пути на Ривьеру, где он будет выздоравливать.

Хотя недавние действия (Нев-Шапель) оказались не слишком успешными из-за тумана, они очень подняли дух наших войск. Солдаты поняли, что могут прорвать германские заграждения; мы испытали новую большую пушку.

20 марта 1915 г. Потери при Нев-Шапель оказались очень серьезными; трудно будет заменить 520 офицеров — убитых, раненых и пропавших без вести.

Гендерсон подтверждает: сознание того, что наши войска могут прорвать германские позиции, чудесным образом подняло боевой дух. Морис Бэринг[145] его поддерживает. Он сказал Грэму, что в Королевском летном корпусе все завидуют друг другу и что Гендерсон — единственный, кто способен поддерживать мир между соперничающими группировками. От Жюля Камбона мне известно, что отношения французского и британского штабов значительно улучшились после того, как начальником штаба стал Робертсон.