— Рад приветствовать тебя, мистер Кортленд, — сказал он. — Ты мне нужен. Не из-за твоего ума, которого у тебя не так уж много, и не из-за твоих физических достоинств, которые наверняка пострадали в схватке с неумолимым временем, но я уверен, что мы сможем работать вместе.

— Меня послали сюда взять у вас интервью для газеты, — сказал я.

— Нет, — Де Калб поднял палец. — Ты ошибаешься. Роберт Аллистер, издатель, мой друг. У него есть деньги, много, и он хочет, чтобы весь мир служил ему. Ты заключил с ним контракт и теперь должен делать то, что скажет он, а он сказал, что ты будешь работать со мной. Ясно?

— Предельно, — ответил я. — Небольшая поправка: так я работать не стану. В контракте ясно сказано, что я буду репортером, но там нет ни слова о рабстве.

— Ты и будешь репортером. Бога ради, я дам тебе интервью, но прежде всего запись. Я не вижу смысла в бесплодном споре… Доктор Эссен, не будете ли вы так любезны… — и он кивнул на шкаф.

Она достала из шкафа пакет и передала его Де Калбу. Человек с профилем античной статуи положил пакет на колени и забарабанил по нему пальцами. Пакет был размером с портативную пишущую машинку.

— Я показывал его только доктору Эссен, — сказал он.

— Я польщена, Ира, — сухо сказала Эссен.

— Теперь я показываю это тебе, — нисколько не смутившись, продолжил он.

Де Калб протянул мне пакет.

— Положи его на стол, придвинь стул, садись. Прекрасно. А теперь разверни.

Они оба наклонились вперед, выжидающе глядя на меня. Я видел помятый металлический ящик, прямоугольный, серо-серебряного цвета, выпачканный в грязи.

— Это неизвестный нам металл, — сказал Де Калб, — я думаю, что это сплав. Его нашли пятнадцать лет назад во время раскопок на Крите и прислали мне. Они не могли открыть его, и он оставался запертым до недавнего времени. Ты, наверное, понял, что этот ящик с секретом, и мне понадобилось долгих четырнадцать лет, чтобы разгадать его. Сейчас я открою ящик для тебя.

Руки Де Калба мягко легли на поверхность ящика, но пальцы, нажимающие в разных местах, побелели от напряжения.

— Сейчас ящик откроется. Но я не буду смотреть. А вы, Лотта? Я думаю, что нам обоим не следует этого делать, пока мистер Кортленд…

Больше я не слушал, потому что ящик стал медленно раскрываться. Он раскрывался, как драгоценный камень или цветок, все грани его, плоскости, ребра смещались друг относительно друга, переливаясь разными цветами, и вскоре движение прекратилось. Передо мной оказался… кристалл? Ребра, грани, углы… И тут же в моем мозгу началось движение. Как струна откликается на вибрацию камертона, так мой мозг отреагировал на странное воздействие этого ящика. Как будто невидимый мост протянулся между ящиком и моим мозгом. Словно в моем мозгу раскрылась книга, и ее страницы начали переворачиваться. Время спрессовалось в микроскопический комок. Листы книги вертелись с бешеной скоростью, открывая мне свое содержание. В моем мозгу воспроизводилась запись. Вся история Жизни мгновенно пронеслась перед моим внутренним взором, но мозг не успевал реагировать, не успевал запоминать. Я все видел, но сразу же забывал. Мозг тонул в водовороте информации. Нет, я забывал не все. С красного неба над пустынной планетой на меня смотрело Лицо. Лицо Эа. Комната закружилась передо мной.

— Возьмите, — промурлыкала у меня за спиной доктор Эссен.

Все еще не приходя в себя, я посмотрел перед собой и увидел стакан виски. Не знаю, был ли я без сознания, но в глазах у меня стоял туман, комната плыла перед глазами. Я с благодарностью выпил виски.

— Что ты видел? — прозвучал голос Де Калба.

— Вы… Вы тоже видели это? — Виски помогло мне справиться со стрессом, но я был еще не совсем в себе. Я не хотел говорить о том, что промелькнуло у меня в мозгу за бесконечно короткие мгновения. Впрочем, и о том, что ускользнуло, тоже, но все же мне надо было поговорить об этом.

— Я видел это, — торжественно, но угрюмо сказал Де Калб. — Лотта тоже. Теперь ты. Нас трое. Все мы видели одно и то же, но три свидетеля одного происшествия расскажут о нем по-разному. Каждый видит в соответствии со своим интеллектом и адаптивными возможностями психики. Что видел ты?

Я взял стакан с остатком виски. Мысли мои тоже кружились в голове. Такие же терпкие и жгучие. Еще десять минут, подумал я, и мысли мои исчезнут.

— Красное небо, — медленно заговорил я. — Пустынная земля. И… — Я замялся. Слово застряло у меня в горле. Я не мог произнести его.

— Лицо, — нетерпеливо подсказал мне Де Калб. — Ты видел лицо, продолжай.

— Лицо Эа, — выдохнул я.

«Откуда мне известно имя? Эа и время… время…» — Внезапно виски выплеснулись из стакана. Реакция была такой сильной и неожиданной, что я не мог управлять собой. Держа стакан обеими руками, я поднес его к губам и жадно выпил. Через минуту я успокоился и снова овладел собой.

— Время, — осторожно сказал я, позволяя мысли овладеть моим мозгом, подобно холодной темной волне. — Время. Далекое будущее. Многие тысячелетия после нас. Все это есть там, в Записи. Возникали и погибали великие цивилизации, одна за другой, пока… Пока не остался один город. Это был последний город — город Лица.

— Ты видел, что это город? — Де Калб даже приподнялся. — Мне, чтобы понять это, понадобилось три просмотра Записи.

— Я не видел его. Я просто… знаю.

Я закрыл глаза. Передо мною снова появилась пустынная земля, темная, почти черная, под кроваво-красным небом. Я знал, что Лицо огромно. Оно было высечено в скале, и я был уверен, что сделали это человеческие руки, но создавалось впечатление, что лицо это существует вечно. Казалось, что однажды оно проснется, сделает гримасу отвращения и освободится от нагромождения камней, бросив прощальный взгляд на вечность, сквозь багровую ночь этого мира.

— Там есть люди. Я чувствую их. Чувствую их мысли. Люди в громадном городе за Лицом…

— Это некрополь, — сказал Де Калб. — Но… Да, пожалуй, это город.

— Улицы, — сонно говорил я, глядя в пустой стакан. — Многоэтажные дома. Люди ходят, разговаривают, живут, думают. Почему вы думаете, что это некрополь?

— Позже, продолжай.

— Мне очень хочется, но я не могу, все уплывает.

Я закрыл глаза, вспоминая Лицо. У меня были силы, чтобы заставить себя вспоминать, но не хотелось вновь сталкиваться лицом к лицу с вечностью. На Лицо Эа было жутко смотреть, в нем было все, было ощущение бесконечной сложности, мудрости, всезнания, всего того, что недоступно простому смертному. Я мучился, даже думая о нем.

— Это портрет? — спросил я. — Или просто символ? Что это?

— Город, — просто сказал Де Калб. — Народ, Судьба, призыв о помощи и еще очень многое, чего нам не понять никогда.