И это милостивый и добрый пер-аа?! Тот, что всегда говорит о любви и радости?! Единственным желанием послов Митанни было поскорее покинуть дворец и сам Ахетатон. Они больше не верили птичьему щебету, ласковому ветерку, прохладным дорожкам многочисленных садов, изящным росписям на стенах и полу дворца, это казалось ложью.

Пер-аа не стал задерживать послов, разрешив им удалиться довольно быстро, что бедолаги и сделали с видимым удовольствием. Пусть себе жители Ахетатона радуются такому фараону, с них хватило одного взгляда истукана! Правда, перед отъездом митаннийцы принесли дары в храм Атона, но это посещение только утвердило их в желании поспешить прочь – колосс фараона в храме был ничуть не лучше его нынешнего, сидевшего на троне.

К сидевшей под большой сикоморой царице прибежала маленькая Нефернеферуатон, следом за ней едва успевала кормилица. Царевна изо всех сил прижимала к себе… кошку, тельце которой безвольно обмякло. Сквозь рыдания дочери Нефертити с трудом удалось разобрать, что ее любимица умирает! Кормилица объяснила, что кошку укусил скорпион.

У царицы от ужаса перехватило дыхание: откуда на территории дворца мог взяться скорпион и каким чудом он не укусил саму девочку?! Маленькая царевна так рыдала, что Нефертити пришлось распорядиться позвать кого-то из жрецов.

Оказалось, что кошка, видимо, укушена где-то за пределами дворцовой территории, она пыталась высосать яд из раны и, обессиленная, приползла к своей хозяйке.

Прибежавший жрец не понял объяснений перепуганной рабыни и решил, что укушена сама девочка, во дворце поднялся нешуточный переполох. Нашлись те, кто знал заклинания от укуса скорпиона, и по требованию Нефернеферуатон их принялись читать над тельцем бедолаги. Конечно, прошло слишком много времени, кошка не выжила. Но это оказалось не единственной бедой для Нефертити в тот день.

Сначала и фараону сообщили, что скорпионом укушена его дочь, но не успел тот прибежать в сад, как ошибку исправили, зато донесли, что нашелся жрец, читавший заклинание над умиравшей кошкой. Гнев Эхнатона был страшен! В его дворце, Доме Атона, его жена, сама жрица Атона, просит читать заклинание, в котором перечисляются другие боги?!

Он предпочел не говорить с царицей перед придворными, но немедленно прекратил прием и отправился в жилой дворец, потребовав, чтобы пришла Нефертити.

– Над кошкой читали заклинание?! – начал он, даже не поприветствовав жену и не выслушав ее слова приветствия.

– Нефернеферуатон была столь неутешна, что я сочла…

Договорить не успела, губы Эхнатона передернулись, лицо исказила гримаса, он просто зашипел:

– В Ахетатоне нельзя произносить имена других богов!

– А если бы скорпион укусил саму Нефернеферуатон?! Ты бы тоже отказался от их помощи?

– Здесь есть только Атон! Понимаешь, только Атон!

И тут Нефертити не выдержала:

– Твой бог мало что может! Солнечный диск силен днем, пока сверкает на небосклоне, а ночью во тьме он бессилен! Он не смог защитить от злых духов нашу дочь! – От горя Нефертити, кажется, сама не понимала, что говорит. – Он не спас бедную мою Макетатон!

Глаза Эхнатона, и без того не бывшие приятными, стали страшными, сузившись в две щели. Фараон, казалось, был готов прожечь супругу насквозь злым, жестоким взглядом.

Приглядись Нефертити внимательней, содрогнулась бы тому, насколько Эхнатон похож на свою статую, приводившую в ужас любого, поднявшего на нее глаза. Ничего доброго и светлого не было в его змеином взоре. Так смотрел бы на свою неспособную сопротивляться жертву страшный ящер, прежде чем открыть пасть и высунуть длинный язык со стекающим с него ядом. Так смотрит перед смертельным броском крокодил.

Но царица была слишком захвачена горем, чтобы заметить, что фараон молчит… Ее прекрасные глаза застилали слезы, они размыли краску, образуя на нежных щеках черные потеки. Никогда Эхнатон не видел Нефертити такой! Куда девались ее всегдашнее душевное спокойствие, умиротворенность, величавая и простая одновременно?

Но вместо того чтобы задуматься над причиной такого изменения, фараон разозлился! Он увидел вместо горя только ее нежелание поклоняться его богу! Услышал не материнскую тоску, а только сомнения в силе Атона!

Глаза Эхнатона из злых стали презрительными, и без того неприятно изогнутые губы передернуло, он резко отвернулся и вышел вон.

За дверью его ждали низко склонившиеся чади и отец Нефертити Эйе, выражавшие соболезнования горю Единственного. Задержавшись взглядом на согнутой спине Эйе, Эхнатон неожиданно даже для себя повелел чади:

– Пусть ко мне придет Кийе!

Фараон не увидел, как блеснули глаза отца Нефертити, Эйе достаточно низко склонился перед Великим. Приказание его ужаснуло. Оно означало отставку дочери! Что это, Эхнатон решил сменить Главную царицу?!

Додумать Эйе не успел, фараон бросил ему на ходу:

– Следуй за мной!

Почему-то присутствие рядом Эйе разозлило Эхнатона окончательно. Он с трудом сдерживался, пока шел в свои покои. В комнате позволил рабу лишь снять верхнее облачение и коротко распорядился:

– Иди! Потом позову!

Привыкший к вспышкам гнева фараона, случавшимся все чаще, послушный Несеб исчез, словно растворившись в воздухе.

Эйе лежал, распластавшись перед Эхнатоном, а тот словно не замечал старого жреца, нервно мерил шагами комнату, щелкая костяшками необычайно длинных узловатых пальцев, как делал всегда, когда бывал сильно возбужден. Казалось, фараон забыл о существовании лежащего ниц Эйе. А тот терпеливо ждал, гадая, что же произошло между Эхнатоном и дочерью. Хотя он давно перестал воспринимать Нефертити как дочь, даже для отца это была Главная царица, милостивая и неприступная, гордая и человечная одновременно.

Эйе видел, какое горе принесла семье смерть любимицы, видел отчаяние Нефертити и Эхнатона и никак не думал, что именно сейчас между ними может возникнуть размолвка. Что же произошло, если без памяти любивший свою семью фараон мог так рассердиться на жену? Конечно, Эйе хорошо знал, что у Эхнатона есть новые жены в гареме, но это нормально даже для больного мужчины, неужели Нефертити приревновала его к Кийе?! Он всегда считал свою дочь рассудительной женщиной и не допускал мысли о нелепой ревности.

Додумать снова не успел, Эхнатон вдруг перестал мерить шагами комнату от окна к большому креслу, сел и мрачно произнес:

– Она… больше не верит… Атону! – Голос фараона был хриплым, слова падали из его уст, словно тяжелые камни в воду. Сердце Эйе тяжело сдавило. Гнев фараона был гораздо глубже и сильнее, чем думал жрец. Такого фараон не простит даже любимой жене! – Нефертити сказала, что в ночи Солнечный диск бессилен и не смог помочь нашей дочери!

Эйе в ужасе замер. Не так давно при Нефертити он вскользь бросил похожие слова, но никак не думал, что они западут в ум и душу царицы! Но Нефертити надо было спасать, и жрец попросил разрешения говорить.