Через несколько мгновений мы уже были в комфортабельной и пахнущей дорогими духами комнате.

Вытянувшись на постели, молодая женщина билась в жестоких конвульсиях. Рядом с ней находилась материнская сущность, невидимая для плотских глаз, и земная медсестра, которая, привыкшая к биологическим катастрофам и моральным драмам, становится менее чувствительной к боли других.

Мать больной подошла и объяснила нам:

— Положение очень серьёзное! Помогите ей, сжальтесь! Моё присутствие здесь ограничено лишь тем, что я не пускаю сюда безжалостные разрушительные элементы, которые предстают здесь в зловещем своём кругу.

Помощник склонился над больной, спокойный и внимательный, и попросил меня помочь в особом осмотре в рамках физиологии.

Органическая картина была одной из самых трогательных.

Братское сочувствие избавит нас от описания эмбриона, готового быть выкинутым из организма.

Ограничиваясь темой лечения галлюцинирующего разума, мы только можем сказать, что ситуация молодой женщины была впечатляющей и жалкой.

Все эндокринные центры были расстроены, а автономные органы работали в ускоренном режиме. Сердце показывало странную аритмию, и потовые железы напрасно старались выбрасывать токсины, которые превратились в настоящий захватнический поток. В лобных долях был полнейший мрак; в коре головного мозга были выявлены сильнейшие расстройства; и только в базовых ганглиях была очень высокая концентрация ментальных энергий, которая давала мне понять, что несчастное существо укрылось в самых низших областях живого существа, побеждённая импульсами, разрушающими сами чувства. Начиная с базовых ганглий, где собирались самые сильные излучения галлюцинирующего разума, тёмные волокна спускались до каналов и яичников и брали их штурмом, проникая в жизненно важную камеру, словно очень тонкие мрачные рогатины, падая в организм четырёхмесячного эмбриона.

Без ужаса невозможно было смотреть на эту сцену.

Стараясь войти в резонанс с больной, я услышал жестокие утверждения в поле её мыслей:

— Я ненавижу его!… Я ненавижу этого ребёнка-самозванца, я не просила его появляться на свет!… Я сделаю выкидыш!…

Дух малыша в процессе перевоплощения, плача, молил, словно жертва насилия, хотя само его тело находилось в сладком сне:

— Будь милосердна ко мне! Будь милосердна! Я хочу пробудиться к работе! Я хочу жить и исправлять свою судьбу… Помоги мне! Я искуплю свой долг! Я оплачу тебе своей любовью… не выбрасывай меня! Будь милосердна!…

— Никогда! Никогда! Будь ты проклят! — в мыслях повторяла несчастная. — Я предпочту умереть, чем принять тебя в свои объятия! Ты отравляешь мне жизнь, ты тревожишь мой путь! Я ненавижу тебя! Ты умрёшь!…

А нескончаемые потоки мрака продолжали опускаться.

Кальдераро поднял голову, посмотрел мне в глаза и спросил:

— Ты понимаешь всю глубину трагедии?

Я ответил утвердительно, будучи под невыразимым впечатлением от всего этого.

В этот момент нашего тревожного ожидания Сесилия решительно обратилась к медсестре:

— Я устала, Лиана, я чрезвычайно устала, но требую операции сегодня ночью!

— О! В таком состоянии? — спросила та.

— Да, да, — возбуждённо ответила больная. — Я не хочу откладывать операцию. Врачи отказались сделать её, но я рассчитываю на твою преданность. Мой отец не должен ничего знать об этом, а я ненавижу это своё положение, в котором я, конечно же, не останусь.

Кальдераро приложил руку на лоб мед сестры, ответственной по уходу за больной, с очевидной целью передать ей примиряющее решение. И тогда медсестра сказала:

— Постарайся немного отдохнуть, Сесилия. И ты, наверное, изменишь свои планы.

— Нет, нет, — возразила будущая бездумная мать, не в силах скрыть своего бурного настроения. — Моё решение бесповоротно. Я требую провести операцию сегодня же ночью.

Несмотря на свою решительность, она всё же выпила стакан успокоительного, который предложила ей медсестра, отвечая на наше косвенное влияние, как мой инструктор того и хотел.

Она оказалась частично отделённой от физического тела, погружённая в глубокий сон, вызванный успокаивающим эффектом лекарства. Кальдераро направил магнетические флюиды на фоточувствительный диск органов зрения, и Сесилия получила возможность видеть нас, хотя и нечётко, изумлённая тем, что видит свою мать.

Мать проливала обильные слёзы под влиянием потрясения, но дочь оставалась невозмутимой, несмотря на изумление, которое было написано у неё на лице.

Развоплощённая мать подошла, взяла дочь на руки и в тревоге сказала:

— Дорогая доченька, я пришла к тебе, чтобы попросить тебя не бросаться в ту зловещую авантюру, которую ты задумала. Пересмотри своё ментальное отношение и войди в гармонию с жизнью. Прими мои слёзы как призыв сердца. Смилуйся и выслушай меня! Не торопись бросаться во мрак, когда божественная рука открывает тебе двери к свету. Никогда не поздно начать всё заново, Сесилия, и Бог в своей бесконечной преданности преобразует наши ошибки в якоря спасения.

Заблудший разум слушающей дочери стал, хотя и очень смутно, вспоминать об общественных обязательствах, словно проживая эту минуту в неописуемом кошмаре.

А материнское слово продолжало звучать:

— Помоги себе в сознании, прежде всего! Обдуманная идея всегда уважаема, у общества свои справедливые принципы; однако, дочь моя, иногда в судьбе и в боли наступает момент, когда мы должны оставаться исключительно с Богом. Не оставляй своего мужества, веры, доверия… Материнство, просветлённое любовью и жертвой, всегда счастливо, даже когда мир не знает о причинах наших падений, отказывает нам в средствах восстановления, предавая нас забвению и одиночеству. Пока что ты должна противостоять своим слезам; гроза непонимания и нетерпимости исхлещет тебе лицо… Но всё равно покой вернётся к тебе. Путь твой усеян камнями и иссечен рытвинами, шипы рвут твою одежду, но твоему сердцу навстречу придёт любящее маленькое существо, которое покажет тебе твоё будущее! И в самом деле, Сесилия, ты должна бы создать своё счастливое гнёздышко на ветвях уравновешенности, славя в миру приход каждого дня и благословение каждой ночи; но ты не умеешь ждать… Ты уступила разнузданным ударам страстей, ты обменяла идеал на первые импульсы удовольствия. Вместо того, чтобы созидать в спокойствии и доверии на солидной основе, ты избрала опасный путь поспешности. Теперь тебе необходимо избежать фатальной пропасти, отвернуть от предательской бездны, ухватившись за спасительную лодку высшего долга. Вернись к начальному покою, дочь моя, и смирись перед новым аспектом, которая ты отпечатала в своём пути, принимая положение болезненного материнства, принося жертву волшебным чаяниям. В молчании и мраке осуждения обществом мы часто получаем радость познания друг друга. Если общественное пренебрежение бросает слабых в забытьё, то самых сильных направляет к Богу, поддерживая их на безымянной тропе скромных обязательств, вплоть до горы искупления. Возможно, отец будет проклинать тебя, а самые дорогие тебе люди умаляют твои достоинства и стараются унизить тебя. Но какая жертва не облагородит дух, стремящийся к искуплению своих долгов, вместе с преданностью благу и спокойствием в