Ей нужна была эта ежегодная жертва. Он уладил бы все детали, заставив себя относиться к этому, как к очередному заданию по дому. Он определил три возможных промежутка времени, согласно расписанию дня этого человека. Она согласилась на дату, которая была позже всего, до нее оставалось две недели, — она отказалась даже обсуждать даты, которые были ближе. С одной стороны, это имело смысл. Она выбрала день, который был ближе всего к Собранию Совета, чтобы она могла взять всю силу, которую могла ей дать эта жертва. Одновременно она получала бы силу от третьего знака. И Джейкоб понял, что у них очень мало времени.

Мысль о том, чтобы присутствовать при ее ежегодном убийстве, а потом заниматься телом, была словно кусок льда, перекатывавшийся у него в живете. Но он знал, что даже если он это сделает раньше, это не поможет ему избавиться от гадкого ощущения.

Думаешь, если ты научишься очищать свой разум, я не смогу читать у тебя на лице, в твоем сердце, Джейкоб? По твоему телу? Это было похоже на шепот у него в голове, когда она выбрала одну из его мыслей, но он все равно пытался об этом не думать. Он знал, что его внутренний конфликт был ей неприятен, но он не хотел давать ей повод отказать ему в праве быть с ней тогда, когда он будет ей нужен. Если у нее было мало времени, то у него было множество причин, как эмоциональных, так и функциональных, по которым он хотел быть к ней как можно ближе.

Она вернулась на вторую ночь, прямо перед самым рассветом, и была очень бледна. Она молчала, но когда они вошли в дом, толкнула его в кресло, заставила широко расставить ноги и укусила в горло. Она замурлыкала от удовольствия, почувствовав вкус его крови.

Из-за того, что он волновался, он эмоционально очень остро нуждался в ней, что делало физическое желание еще сильнее. Но она отодвинулась от него и отошла, улыбнувшись слабой, озорной улыбкой. До воскресенья, мой дорогой слуга.

* * *

В ночь с субботы на воскресенье он стоял на подъездной дорожке, ожидая ее.

Я готов, моя госпожа.

Он отправил ей это мысленное послание около пятнадцати минут назад. Он знал женщин и думал, что сможет — и на самом деле успел, — кое-что поправить в мотоцикле и покидать палку псу Фионну. Ночь была приятно теплой, дул легкий ветер, не дававший появляться комарам. Высоко в небе плыл тонкий серп молодой луны.

Лисса появилась, одетая в бледно-лиловый вязаный свитер и темные джинсы. Они были прямыми и элегантными, и превращали ее зад в перевернутое сердце. Она небрежно закрепила волосы на затылке, так что пряди падали на плечи. Макияжа не было, да он ей был и не нужен. В целом, она выглядела так, словно собралась на пикник.

Она протянула ему флайер:

— Вот куда мы идем.

— В Лэнгстон Филд — Ярмарка Ренессанса?

— Они разбили ее за городом несколько ночей назад. Я думала, что ты захочешь пойти.

Увидев изображение рыцаря на коне, выполненное чернилами, и пышногрудых дев, предлагающих еду и напитки, он погрузился в воспоминания, в основном хорошие. Хотя одно из них он старательно старался скрыть, его заинтересованность предала его.

— Слишком поздно, сэр Бродяга. Теперь у тебя проблемы.

— Она была моим другом, мы просто немного выпили в ту ночь.

— А потом расслабились в кроватке, ага?

— Если вы собираетесь подслушивать мои мысли, вы заслужили то, что там увидели.

Сделав еще один шаг к нему, Лисса закинула ему руки на шею и встала на цыпочки, чтобы поцеловать. Забыв о том, о чем он ее просил, он поцеловал ее в ответ, крепко обняв.

— Не задавай вопросов. Я просто хочу кое-что дать тебе. Кое-что, что тебе понравится.

Вы делаете это прямо сейчас, госпожа.

Он крепко схватил ее за ягодицы, приподнял, прижав к себе. Она замурлыкала от удовольствия, еще больше его заводя. Он хотел ее, его член резко встал. Он хотел ее прямо сейчас, она была ему нужна.

Когда она оттолкнула его и отошла на несколько шагов, опершись на мотоцикл, ее глаза были полны сексуального вызова.

Кажется, ты меня упустил. Я что, учу тебя ненасытности?

Господи, его заводили даже ее темные ресницы. Она расстегнула верхнюю пуговицу рубашки, проводя по коже длинными наманикюренными ногтями. Он сам сделал ей этот маникюр.

Я тебя хочу.

Кто из них подумал об этом? И имело ли это значение? Он подошел к ней, зажав ее между собой и мотоциклом. Когда она положила ладонь ему на грудь, он накрыл ее обманчиво-хрупкое запястье своей рукой, потянув его за спину, из-за чего ее тело выгнулось назад, еще сильнее прижимаясь к нему.

Когда он поднял ее и посадил на сиденье мотоцикла, она уступила, закинув ноги ему на талию, а он прорычал ей что-то с одобрением прямо в рот. Распустив ее волосы, он зарылся в них руками, еще больше углубляя поцелуй, безжалостно вторгаясь в нее так, как он хотел. Его руки оказались под ее вязаной рубашкой, длинные пальцы исследовали ее груди и бюстгальтер, который он опустил, чтобы добраться до сосков.

Он знал, что она уже влажна для него, знал то, что сам был уже готов взорваться. Опустив руку, он основанием ладони потер ей лобок, от чего ее ноги конвульсивно сжались, она, дернулась бедрами навстречу ему, чтобы усилить фрикции.

Она расстегивала его джинсы. Сам он уже успел раздеть ее. Стянув трусы, он, застонав, грубо вошел в ее влажный жар, заставив ее вскрикнуть. Ее ягодицы опирались лишь на край сиденья мотоцикла, ноги она держала высоко закинутыми ему на талию. Она отклонялась все сильнее назад, откидывая голову; ее грудь подскакивала от его толчков, его член все сильнее продвигался вперед, выскальзывал из ее поблескивавших от влаги розовых губ, вокруг которых все сильнее намокал тонкий шелк.

Да, Джейкоб, давай…

— Я скучал по тебе, — прошептал он, когда она снова села прямо и обхватила его руками так, что ее голова оказалась у него под подбородком. Ее пальцы все еще впивались в его ягодицы, направляя его, давая ей поддержку. Она не смотрела на него, и, возможно, именно поэтому он мог сказать, что именно он чувствовал в данный момент. Хотя он знал, что она может прочесть это в его мыслях, он хотел, чтобы она услышала, как он произносит эти слова, как клятву, а не просто поток сознания. — Я скучаю каждую секунду, когда я не внутри тебя.

Позволив ей держаться за него, он руками приподнял ее за ягодицы, прижимая клитор к своему члену, который по твердости был похож на металл его мотоцикла.

Ее глаза расширились, а тело содрогнулось, давая ему ощущение дикого триумфа. Ее ногти еще глубже впились в его тело. Когда она снова закричала, клыки блеснули в мягком белом свете уличных фонарей. Она вся содрогалась, не оставляя ему никаких сомнений по поводу ее состояния. Он наполнил ее, ощущая, как их два жара соединились, увлажнив его мошонку. Он продолжал толчки, оставаясь в ней, желая, чтобы ощущение его члена осталось с ней надолго, запечатлелось в ее памяти. Чтобы она не отказывала ему снова так долго.