В этой ситуации капитану Шереметеву не было никакой необходимости следить за своей секундной стрелкой, и он поднял к глазам бинокль. Светало стремительно, и скалы уже виднелись отчетливо…

Два миномета ударили дружно, и эхо, рокоча, прокатилось по округе, пробуждая наступающий день, но постепенно растворяясь и стихая в лесном массиве в ожидании новых выстрелов.

Вообще-то, если миномет стреляет рядом, лучше всего закрывать уши руками, слишком сильный удар приходится на барабанные перепонки. Так делали все, и лейтенант Лукашенков, и солдаты. Но у капитана Шереметева руки были заняты биноклем, поэтому он от первого же выстрела слегка оглох. Хорошо еще, что опыт позволил капитану быстро сориентироваться и открыть рот, удар по барабанным перепонкам так легче переносится. Мины легли точно среди скал, хотя не могли, наверное, сразу поколебать каменную твердыню.

– Хороший прицел. Повторяем без коррекции последовательным огнем, – скомандовал Григорий Владимирович, послал с трубки вызов старшему лейтенанту Медведю и повторил ему те же слова. Потом все же отошел на несколько шагов от миномета, пожалел свои уши.

«Последовательный огонь» – это когда выстрел следует за выстрелом, и воздух в округе начинает натужно выть и реветь от летящих одна за другой мин. Беда миномета в том, что он имеет мощную отдачу, и даже тяжелая опорная плита не в состоянии эту отдачу погасить. Прицел, как правило, сбивается, но опытный минометчик прицел выравнивает легко. С минометом старшего лейтенанта Медведя работал опытный минометчик. Лейтенант Лукашенков отставал за счет более долгого выравнивания прицела и на три мины напарника успевал послать только две свои. Тем не менее мины ложились одна за другой точно в скалы, и уже видны были разрушения наиболее хрупких пород. Над скалами образовалось густое и непреходящее облако пыли. Наверное, и в логове бандитов стояла такая же пыль, и дышать было нечем. Восьмидесятидвухмиллиметровый фугас имел мощную разрушительную силу. Выжить после такого обстрела можно, если с головой закопаться в самый дальний угол, но вести бой и сопротивляться уже намного сложнее. Даже после обстрела человек бывает, как правило, в состоянии паники. Он смутно понимает, что выжил, счастлив одним этим и панически, двумя руками, до судороги в пальцах, цепляется за свою жизнь и не готов, как было совсем недавно, умереть в бою, потому что только что вот пережил смерть. После такого обстрела даже самые стойкие и опытные бойцы теряют голову. Не случайно на любой большой войне каждое наступление начинается с артподготовки. И не только потому, что она отрывает передовые части от тыловых, она еще и разума лишает того, кто под нее попал[16].

Капитан Шереметев внимательно смотрел, как стремительно опустошается первый ящик с минами. Второй ящик был с минами осколочными, предназначенными для уничтожения живой силы, и серьезный урон скалам и камням, соизмеримый с уроном от фугасных мин, ими нанести невозможно. Когда в запасе оставалось всего четыре мины, Григорий Владимирович вытащил переговорное устройство и вызвал всех командиров взводов:

– Начинаем выдвижение. Они, если еще живы, сквозь пыль все равно ничего не увидят. Соблюдать осторожность. В зону обстрела не соваться.

Он перевел бинокль в самую дальнюю сторону, проверяя линию окружения. Линия колыхнулась почти сразу и пришла в движение. Передвигались солдаты бегом, и расстояние до скал быстро сокращалось.

– Толик, последние четыре фугасные, и все, – отдал капитан команду Лукашенкову.

Тот кивнул, одновременно прижимая ладони к ушам. Полетела очередная мина. Шереметев тем временем связался с Медведем:

– Василий, у нас фугасные кончаются. Продолжай стрелять, но следи за цепью. Как только цепь приблизится, обстрел прекращай.

– Да, Гриша, я слышал твою общую команду. Смотрю за цепью в бинокль.

Все было сделано правильно и сработано точно, как в хорошо отлаженном часовом механизме. Стрельба прекратилась с последним фугасным зарядом. Лейтенант Лукашенков радостно засиял оттого, что уши его могут отдохнуть. Хотя он и закрывал их ладонями, грохот все равно сильно доставал, даже голова кружилась[17].

Второй миномет продолжал «работу». Но старший лейтенант Медведь не отрывал, видимо, глаз от бинокля и вовремя дал команду прекратить обстрел. Как только образовалась пауза, Григорий Владимирович сразу же дал команду по переговорному устройству:

– В атаку! На захват…

Оставив миномет с его командой, он бегом бросился туда, где раньше были скалы, а теперь только облако пыли висело. Чтобы преодолеть дистанцию, потребовалось меньше минуты, хотя последние метров тридцать пришлось бежать, выбирая места между разбросанными взрывной волной камнями разного размера, а потом и вовсе по сплошным камням. Но солдаты успели раньше, облако пыли было уже окружено спецназовцами. Пока никто не стрелял, бойцы дожидались, когда осядет пыль.

Пыль осела минут через восемь-десять, и даже сам капитан Шереметев не ожидал увидеть такую картину. На месте скал возвышалась только груда камней. Видимо, скальные образования не были монолитными, а состояли из множества камней, и эта башня рассыпалась, придавив тех, кто прятался под ней.

– Ох, работка подвалила, – вздохнул он. – Придется разбирать эту гору. Рукавицы бы на всех найти! Но где их здесь найдешь…

Солдаты работали в три смены по два часа. И все равно на разбор каменной горки у роты ушло шесть с половиной часов. Питались во время отдыха сухим пайком. Вода в ручье была свежая. Пыль, осевшую на нем, быстро унесло течением. Помог подполковник Джамединов. Он не просто прислал полицейских в подмогу, он еще и бульдозер пригнал из соседнего поселка. Бульдозер не умел выносить с горки по одному камню, он просто счистил сначала камни по краям, добравшись до основания скалы, а потом стал отгребать в сторону камни, которые солдаты и полицейские сбрасывали с развалов в одну кучу. Так работа пошла быстрее, и даже успели завершить ее в светлое время суток. Но необходимости разбирать каменный завал целиком и не было. К началу шестого часа нашелся один люк, чуть позже второй. Расчистили место вокруг люков, и капитан приказал прекратить работу.