Встреча с представителем банка в «Гранд-отель ет дес Пальмес» была назначена на семь часов в люксе с двумя спальнями, забронированном на имя «Джентилески». Да Сильва устроил все, как я просила, с той же загадочной легкостью, с которой он, словно по мановению волшебной палочки, избавился от останков Элвина Спенсера. Несколько дней назад он показал мне статью из новостей на телефоне, всего пара строчек из международного выпуска «Нью-Йорк таймс». Итальянская полиция обнаружила останки тела на подземной парковке в Триесте. Личность погибшего удалось установить – Элвин Спенсер, американец двадцати трех лет, пропавший без вести прошлым летом. Ничего подозрительного в смерти американца не обнаружено, поскольку Спенсер, судя по всему, подсел на тяжелые наркотики во время пребывания в Европе, а все данные вскрытия указывали на передозировку. Тело отдано семье для похорон. Все чисто и аккуратно.

Я до сих пор не понимала, как устроена двойная жизнь да Сильвы, перед кем он отчитывается, кто отдает ему приказы. Разнатович приходился ему в каком-то смысле коллегой, но не начальником. Учитывая, что известность в организованной преступности обычно находится в обратной пропорциональности к власти, я, конечно, не думала, что да Сильва отдает честь какому-то комичному персонажу в бриллиантовых перстнях в зале, застеленном белыми шкурами, но, с другой стороны, мне было сложно представить, что он отчитывается перед каким-то вонючим престарелым крестьянином из тех сицилийских боссов, которых иногда все-таки удавалось засадить за решетку. Возможно, стоматолог или юрист средней руки в римском офисе с кондиционером. Откуда мне знать?

Дотторе ди Маттео проводили к нам ровно в семь. Он оказался куда более пунктуальным, чем служба обслуживания номеров, сильно припозднившаяся с заказанным мной чаем. С ощущением взаимной неловкости мы пытались вести светскую беседу ни о чем, а да Сильва ругался с администратором по телефону в соседней комнате. Потом молодой официант-блондин с грохотом вкатил в номер огромную серебряную тележку. Перед нами поставили три видавшие виды чашки, чайник с чуть теплой водой и пластиковый контейнер с чайными пакетиками. О молоке не приходилось и мечтать. Как только тележка со скрипом уехала, мы перешли к делу. Ди Маттео, стройный мужчина в светлом костюме, церемонным жестом протянул мне визитку, на которой было написано «Директор по материальным ресурсам». Неплохая формулировка, подумала я.

Не говоря ни слова, ди Маттео положил на наш унылый чайный столик лист бумаги формата A4, и я быстро пробежалась по списку инструкций, обозначенных как «ключевые вводные» к нашему разговору. Картину предлагалось называть «объектом». Запрещалось произносить вслух имя художника. Об истории с ипотекой всегда предлагалось говорить как о реальном событии. Я не должна была обращаться к дотторе напрямую по имени. С их стороны было крайне любезно напечатать английский перевод инструкций, и я постаралась придерживаться предложенной линии. Как минимум этот разговор можно было считать возможностью попрактиковаться в презентации нашей легенды, которую вскоре предстояло представить в «Британских картинах». Но тут я дошла до последнего пункта в списке инструкций, в котором говорилось, что «Джентилески» получит десять процентов от сделки при условии, что объект уйдет за сумму, равную или превышающую ту, которая будет указана в каталоге заведения, выставляющего картину на торги. Мы с Разнатовичем так не договаривались. Банк был лишь прикрытием для нашей аферы, только и всего. Просто было бы слишком подозрительно, если бы я сама выступила в роли владелицы картины, особенно если она уйдет за ту сумму, которую я ожидала за нее получить. Я покачала головой: где сядут, там и слезут! Достала свой «Монблан» и написала: «100 % от суммы выше указанной в каталоге цены причитается „Джентилески“, как договаривались». Ди Маттео покачал головой. Твою ж мать, мы что, так и проведем все переговоры в жанре пантомимы?!

– Чайку? – спросила я, чтобы хоть что-то сказать, а потом встала и жестом попросила да Сильву выйти со мной.

Закрыв за нами дверь, я прошептала по-английски, точнее, прошипела:

– Я на эту хрень не куплюсь! Вы с ним договорились, что ли? Десять процентов? Да пошли вы, оба два! Или решили поделить бабки с нашим сербским другом?

– Успокойся. Просто здесь есть своя традиция ведения бизнеса. Свои… обычаи.

– Типа, если баба – то по боку? Такие обычаи? Ты слышал наш уговор в Албании! Все, что выше резерва, – пятьдесят на пятьдесят. Сначала банк платит мне. Меньше расходов, все чисто и гладко. Можете растворить меня в кислоте и выкинуть в мусорный бак, но это мои условия!

– Джудит, ну ты же знаешь… что сказал наш сербский друг.

– Знаю! Сказал, что убьет тебя, если ты с ним не расплатишься!

– И тебя.

– Тогда звони в «Коррьере», скажи, есть материал для передовицы!

– Я тут ни при чем. И джентльмен, с которым мы встречались в Дурресе, тоже. Это они. Они ожидают от нас этого.

– Мы, они – хватит! – Я подняла руки. – Я вообще не знаю, кто такие все эти «мы» и «они»! Твои проблемы, тебе и разбираться! Или Франчи останется вдовой, это уж как тебе угодно!

Он подошел к окну, с трудом справился с двойными ставнями, наконец впустил в комнату январский воздух и прикурил. Может, надеялся, что мимо пролетит Бефана на метле и подскажет верный ответ. Бефана – персонаж вроде ведьмы, приносящий итальянским детям подарки в День трех королей. Непослушным деткам достается кусок угля, хотя на самом деле это очень вкусный, выкрашенный в черный цвет сахар. Мне лично Бефана очень нравилась. И тут до меня вдруг дошло: да Сильва понятия не имеет, сколько на самом деле может стоить Гоген.

– Ах ты, дурачок! Ты же вообще не в теме, да? Погоди-ка, вот! Передай старику.

На листке из лежавшего рядом с телефоном отельного блокнота я нацарапала: «Любая сумма, превышающая сто пятьдесят миллионов фунтов стерлингов, будет выплачена исключительно „Джентилески“. Десять процентов будет принято „Джентилески“ в качестве процента за оказанные услуги, если цена превышает указанный резерв, но не превышает сто пятьдесят миллионов фунтов стерлингов».

У да Сильвы глаза на лоб полезли, когда он увидел цифры, но он взял себя в руки и отнес листок банкиру. И тут нашего дотторе как подменили, и он стал крайне любезен.

– Может, закажем еду в номер? – спросил да Сильва час спустя, когда после множества «grazies» ди Маттео наконец уехал и забрал с собой панель-фальшивку.

– Судя по местным скоростям, поужинаем в следующей жизни, – усмехнулась я и вспомнила, что следующая встреча у меня назначена на завтра после полудня – в Палермо никто по утрам делами не занимается. – Знаешь, чего мне хочется? Пенне алла норма! И много красного вина!

– Замётано! Есть одно местечко рядом с Арсеналом. Если ты не очень мерзнешь, можем прогуляться туда пешком.

Мы обогнули Борго-Веккьо и пошли в сторону моря. Дул сильный ветер, крючконосая Бефана парила над улицей в свете гирлянд, указывая метлой на рекламу сети супермаркетов «Эсселунга». Да Сильва показал наверх своей идиотской тростью и сообщил: