К концу недели Габриэль уже смог пройти через лабиринт мебели, не врезаясь в ножку стола и не опрокидывая на пол мраморную богиню или фарфоровую пастушку. На радостях от его достижений Саманта решила, что настало время для следующего урока.

Тем вечером Габриэль вышагивал взад и вперед перед дверями столовой, его урчащий от голода живот с каждым шагом все больше заставлял его чувствовать себя зверем, расхаживающим по клетке. Он пришел в свое обычное время для ужина, но запинающийся Беквит сообщил ему, что обед задерживается, и он должен подождать, пока его не позовут.

Крепко ухватившись за трость, Габриэль прижался ухом к двери, заинтригованный таинственными шорохами и звяканьем, которые доносились изнутри столовой. Его любопытство и предвкушение чего–то интересного стало еще сильнее, когда он узнал мягкий, но повелительный голос своей медсестры.

Габриэль был так переполнен желанием разобрать ее слова, что не услышал, как к двери приблизился Беквит. Дворецкий рывком открыл ее, и Габриэль чуть не выпал внутрь комнаты.

– Добрый вечер, милорд, – сказала Саманта откуда–то слева, веселье сквозило в ее голосе. – Надеюсь, вы извините нас за задержку. Я очень ценю ваше терпение.

Нахмурившись, Габриэль с силой опустил трость, изо всех сил пытаясь вернуть себе опору и достоинство.

– Я уже начал думать, не будет ли это полуночный ужин. Или ранний завтрак. – Он навострил уши, но не услышал знакомого пыхтения, которое обычно сопровождало каждый его прием. – Вот только, что вы сделали с Сэмом? Не стоит надеяться, что его подадут на серебряном блюде с яблоком во рту?

– Сэм будет сегодня обедать в комнате для слуг. Но не волнуйтесь за него. Питер и Филипп обещали накидать под стол достаточное количество еды. Надеюсь, вы простите меня за то, что я отослала его, но я решила, что пришло время вам снова привыкать к атрибутам цивилизации. В ее голосе послышалась теплая улыбка. – Итак, стол покрыт белоснежной скатертью. Вдоль него расставлены три серебряных канделябра, в каждом по четыре тонких свечи, которые гостеприимно освещают самую лучшую посуду из фарфора, хрусталя и серебра, которую только смогла достать миссис Филпот.

Габриэлю не потребовалось много воображения, чтобы представить себе очаровательную картину, которую нарисовала ему Саманта. Была только одна проблема. Даже с тростью в руке, он боялся сделать даже один шаг из страха смахнуть что–то бьющееся на пол или попасть в огонь камина.

Ощущая его нерешительность, Саманта мягко взяла его за локоть.

– Если вы позволите, я проведу вас к вашему стулу. Я взяла на себя смелость разместить вас во главе стола, где вы должны сидеть по праву.

– Это означает, что вы будете обедать в комнате слуг, где вы должны сидеть по праву? – спросил он, пока она вела его вокруг стола.

Она похлопала его по руке.

– Не будьте смешным. Я и не мечтаю лишить вас своей компании.

Подталкиваемый Самантой, он опустился на свой стул. Услышав, что она садится на соседний справа от него, он неловко положил руки на колени. Он забыл, куда их предполагалось девать в перерывах между хватанием пищи. Они внезапно показались ему слишком большими и неуклюжими по сравнению с запястьями.

К его огромному облегчению, в этот момент появился один из слуг с первым блюдом.

– Жареная индейка с лесными грибами, – предложила ему Саманта, когда лакей положил ей на тарелку порцию.

Сочный аромат достиг носа Габриэля, наполнив слюной его рот. Он подождал шагов уходящего лакея и потянулся к своей тарелке. Саманта громко кашлянула.

Он отдернул руку, должным образом наказанную.

– Вилка слева от вас, милорд. А нож справа.

Вздохнув, Габриэль ощупал скатерть рядом с тарелкой и нашел вилку. Она казалась незнакомым и неудобным предметом в его руке. И при первой же попытке наколоть на нее что–нибудь, он промахнулся мимо еды. Серебро громко зазвенело от удара об прекрасный английский фарфор, Габриэль вздрогнул. Потребовалось еще три попытки прежде, чем он смог найти вилкой хотя бы один гриб. Целую минуту, гоняя по тарелке это неудобное создание, он, наконец, смог насадить гриб на вилку и поднести его ко рту.

Смакуя его мускатный вкус, он спросил:

– Что на вас надето, мисс Викершем?

– Простите? – переспросила она, явно озадаченная вопросом.

– Вы описали все, что есть в столовой. Почему–то кроме себя самой. Кто знает, может, вы сидите там в одной сорочке и чулках. – Поразив ударом вилки еще один гриб, Габриэль наклонил голову, чтобы скрыть улыбку при мысли об этой безумно греховной картине.

– Не думаю, что мое одеяние может иметь отношение к наслаждению вкусной едой, – ответила Саманта ледяным тоном. – Вероятно, мы должны были начать вечер с урока о светской беседе.

Габриэль предпочел бы смахнуть тарелки со стола и преподать ей урок нецивилизованного…

Он проглотил гриб, поняв, что его мысли принимают опасный оборот.

– Мне показалось это забавным, а вам нет? Как я должен участвовать в светской беседе с леди, если даже не могу себе представить, как она выглядит?

– Очень хорошо, – натянуто сказала она. – Сегодня вечером мне случилось надеть вечернее платье из черного бомбазина. У платья высокий воротник в елизаветинском стиле, и поверх него накинута шерстяная шаль, которая защищает меня от всяких посягательств.

Он передернулся.

– Напоминает наряд, который старая дева могла бы надеть на похороны. Особенно ее собственные. Вы всегда предпочитаете такие мрачные цвета?

– Не всегда, – мягко ответила Саманта.

– А ваши волосы?

– Если вам так хочется знать, – ответила она раздраженным тоном, – я затянула их в узел и подвязала черной лентой на затылке. Это – стиль, который я нахожу самым подходящим.

Габриэль подумал и покачал головой.

– Мне жаль. Но не выходит.

– Прошу прощения?

– Я не могу вынести картину, на которой вы во вдовьем трауре. Она портит мне аппетит. Во всяком случае, я буду избавлен от описания ваших туфель, которые тоже, я уверен, образец добропорядочности.

Он услышал еле слышный шорох, словно Саманта приподняла скатерть, чтобы посмотреть на свои туфли, но она не произнесла ни слова в свою защиту.

Он откинулся на спинку стула, поглаживая щетину на подбородке.

– Я думаю, на вас надето что–то в этом новом скандальном французском стиле – из кремового муслина, вероятно, с высокой талией и низким, прямоугольным лифом, эта ткань создана, чтобы мягко облегать женские формы во всей их красе. – Он сузил глаза. – Я не вижу на вас шали, но кашемировая накидка – мягкая, как крылья ангела – свисает с вашей так подходящей для поцелуя ямочки на внутренней стороне локтя. Ее край спускается к вашим лодыжкам, но не настолько низко, чтобы скрыть дразнящее мелькание ваших розоватых шелковых чулок при каждом вашем шаге.