– Как всегда, спасибо за интересный вечер, – произнесла она и тихо засмеялась. – И еще спасибо за то, что ты попытался говорить с Соней. Ты был совсем не обязан это делать, Адриан.

Она ломала себе пальцы – я давно заметил за ней такую нервную привычку.

Я пожал плечами.

– Ты же слышала, что она сказала. Может, что-нибудь и выгорит.

– Ага, – неуверенно согласилась она. На несколько мгновений между нами повисла пауза, а затем Нина спросила: – Завтра в это же время?

Я колебался, пытаясь понять, не ввязываюсь ли я в неприятности. И не создаю ли я проблемы для Нины.

«Ты хочешь, чтобы Соня решала за тебя? – возмутилась тетя Татьяна. – Что она понимает?»

Меня накрыла вспышка гнева. Соня преувеличила. Что дурного в том, что у меня есть друг? В том, что у меня есть хороший собеседник? Разве из-за исчезновения Сидни мне положено стать отшельником? Кроме того, Нина слишком чуткая, чтобы питать ко мне романтические чувства. У нее – свои заботы, и она не будет витать в облаках и придумывать безумные фантазии насчет нас двоих.

– В то же время, – заверил я ее.

Почему же Адриан ко мне не пришел? Неужели газ нарушил баланс в моем организме? Я не сомневалась, что Адриан ни за что бы от меня не отказался. Он наверняка должен меня искать! Если он той ночью не достучался до меня, на то должна существовать уважительная причина.

Но проблема заключалась в том, что он не появился в моих снах и следующей ночью. И той, что наступила за ней.

Положение значительно ухудшилось, когда Эмма начала свои утренние расспросы. Она желала знать, удалось ли мне заручиться чьей-то помощью, как я обещала. К ней присоединилась Эмилия, которая, как выяснилось, отвлекала наших тюремщиков. За комнатами заключенных велось наблюдение с центрального пункта, оснащенного массой мониторов. По указанию Эммы Эмилия устроила ссору со своей соседкой и высказала крамольные мысли, зарегистрированные командой слежки. Эмилия вела себя крайне буйно и, как мне сообщили, отвлекла на себя все внимание тех, кому было поручено наблюдение за камерами, в результате чего никто из них не заметил моих действий.

– Чтобы план сработал, мне нужно нормально спать несколько ночей подряд, – оправдывалась я, признавшись в своей неудаче. – Вчера меня долго мучила бессонница и, возможно, времени не хватило. Сегодня все пройдет нормально.

Эмилия и Эмма были крайне разочарованы, но не потеряли надежды. Они в меня поверили. Они меня почти не знали, но обе решили, что я найду способ и мы все вырвемся на свободу.

Это было пять дней назад.

Теперь их полные надежды взгляды исчезли: они сменились враждебными.

Я не знала, что стряслось, не понимала, почему Адриан не появляется. Я запаниковала: вдруг с ним что-то случилось и он потерял способность ходить по снам? Может, он принимает лекарства… Но нет: я была уверена, что он прекратит их пить, стараясь меня разыскать. А если таблетки необратимо повредили его дар использовать дух?

Но у меня даже не получалось долго об этом думать – моя ситуация ухудшалась с каждым днем..

Эмма, а еще больше Эмилия, которую из-за ее отвлекающего маневра подвергли очищению, чувствовали себя обманутыми. Девушки не стали никому докладывать о случившемся, чтобы не выдать себя. Но теперь их поведение явно свидетельствовало о том, что я впала в немилость. Они игнорировали мои заверения, что помощь придет, – и вскоре я опять сидела в столовой одна. Те, кто начал оттаивать по отношению ко мне, вернулись к прежней немой агрессии. Мои поступки тщательно отслеживались и доводились до сведения начальства, которое в течение недели дважды направило меня на очищение.

Только Дункан оставался моим другом – в какой-то мере, – но и его отношение немного испортилось.

– Я тебя предупреждал, – прошептал он мне в изобразительной студии. – Я говорил, чтобы ты ничего не портила. Не представляю, что ты натворила, но ты определенно перечеркнула свои успехи.

– Иначе было нельзя, – сказала я. – Мне следовало рискнуть. И оно того стоило!

– Неужели? – спросил он.

Тон Дункана был скептическим. Похоже, он уже сотни раз наблюдал такие безуспешные попытки.

– Да! – горячо заявила я. – Точно!

Он дружелюбно мне улыбнулся и занялся своей картиной, но я поняла: Дункан решил, что я вру. И – самое ужасное, я почувствовала себя почти отчаявшейся.

Но все-таки я цеплялась за надежду связаться с Адрианом в мире снов. Я гадала, почему ничего до сих пор не произошло, но ни на секунду не усомнилась в том, что Адриан по-прежнему меня любит и ищет. Если что-то действительно мешает нашему контакту, Адриан не сдастся – он отыщет иной способ со мной связаться.

Через неделю после того, как я отключила газ, статус-кво в центре перевоспитания нарушило появление новичка.

– Тебе улыбнулась удача, – констатировал Дункан, когда мы встретились в коридоре. – На некоторое время они переключатся на нее. Не надо с ней особо сближаться.

Мне было нелегко последовать его совету, особенно когда я увидела новую девушку сидящей в столовой за завтраком. Предостерегающий взгляд Дункана заставил меня неохотно сесть отдельно, чувствуя себя трусливой дурой. Я ругала себя за то, что разрешила себе бойкотировать новенькую и смогла поступиться своими принципами. Ее звали Рене, и, судя по внешности, она была моей ровесницей или примерно на год моложе. А еще мне показалось, что я бы легко с ней сдружилась – ведь ее, как и меня, отправили на очищение на первом же занятии – поскольку она осмелилась возражать преподавателю.

Однако, в отличие от меня, позже Рене хоть вернулась с бледным и больным видом – но не сломалась. Она вызвала мое восхищение. Рене еще не оправилась после одиночного заключения, но в ее глазах горела непокорность, говорившая о стойкости и отваге. «Я смогла бы заключить с ней союз», – подумала я. Но когда я сказала об этом Дункану на занятии по изобразительному искусству, он моментально меня осадил.

– Не сейчас, – произнес он. – Она новенькая, она слишком заметна. И она ведет себя неправильно.

В чем-то он был прав. Хотя Рене вроде бы поняла, что никому открыто здесь перечить нельзя, она не пыталась демонстрировать раскаяние или притворяться, что собирается купиться на лицемерие алхимиков. Казалось, она наслаждается своей отверженностью: Рене не ответила мне, когда я отважилась ей улыбнуться в коридоре. Она угрюмо сидела на занятиях, бросая полные гнева и вызова взгляды на учеников и преподавателей.

– Я вообще удивляюсь, что ей прервали период размышлений, – подвел итог Дункан. – Кто-то дал маху.

– Поэтому ей как никогда нужен друг, – возразила я. – Нужно, чтобы кто-то сказал ей: «Послушай, твои чувства вполне оправданны, но тебе надо затаиться». Иначе ее отправят обратно.

Дункан осуждающе покачал головой.