даже направления не знаем. Вариантов слишком много, и никто, даже полиция, не сможет перекрыть их все.

Если похитители не законченные идиоты, которые попытаются купить билет на автобус, на этой стадии мы их не переиграем.

В дверь снова постучали, Кларк снова исполнил роль швейцара, и на этот раз к нам явился консьерж. В руках у него была небольшая, размером с кирпич, коробка.

— Что это, Гарланд? — спросил синьор Луиджи.

— Посылка для мисс Кэррингтон, — сказал Гарланд. — Я решил, что это может быть важно, поэтому доставил ее сам, а не отправил одного из посыльных.

Он поставил коробку на журнальный столик, и я обратила внимание, что никто из присутствующих не торопится ее открывать. И я в том числе.

Профессиональная деформация.

— Кто ее доставил?

— Курьер.

— Он уже ушел?

— Я подумал, что у вас могут возникнуть к нему вопросы, поэтому сейчас он наслаждается нашим гостеприимством, — сказал Гарланд.

— В подвале? — поинтересовалась я.

— Пока в баре, мисс Кэррингтон, — сказал Гарланд. Его тон подразумевал, что все еще может измениться. — Но он обычный парень, и я его уже пару раз у нас видел. Не думаю, что он замешан.

— Посылку проверили? — спросил синьор Луиджи.

— В коробке телефон, — уверенно сказал Гарланд, хотя она все еще была запечатана. — Остаточных следов яда или радиации не обнаружено. Что касается самого телефона — это сложное электронное устройство…

И при нынешнем развитии технологий взрывное устройство может быть настолько миниатюрным, что мы узнаем о его присутствии только в тот момент, когда оно рванет.

— Позвольте мне, — синьор Луиджи вытащил из кармана швейцарский армейский нож и разрезал скотч с логотипом городской курьерской компании. На дне коробки действительно лежал телефон, вполне обычный и совершенно не подозрительный, а к его экрану был прикреплен стикер с короткой надписью «включи меня».

Еще немного, и я почувствую себя Алисой в Стране Чудес… Хотя, если бы историю сочиняли на основе моей жизни, это была бы «Алиса в Стране Кошмаров».

Я протянула руку, но синьор Луиджи покачал головой и сделал несколько быстрых шагов, оказавшись в дальнем от нас углу.

Я начала протестовать, встала с кресла в попытке его остановить, но было поздно.

Он уже нажал кнопку.

Ничего не произошло.

В смысле, телефон включился, завибрировал, на экране появилось слово «привет», но все это было в рамках поведения нормального телефона. Он не стал взрываться в руках у управляющего, не поразил номер электромагнитным импульсом, не начал источать из динамиков какой-нибудь смертельно опасный газ.

По нашим временам это уже было неплохо.

Синьор Луиджи положил телефон на стол передо мной. Я постучала по экрану, пытаясь выйти в меню, но оно оказалось заблокировано. Ни тебе список контактов посмотреть, ни фоточки полистать, ни разноцветными птичками в зеленых свиней покидаться.

— И что дальше? — спросила я, и хотя это был риторический вопрос, Кларк все равно на него ответил.

— Видимо, надо ждать, пока он зазвонит.

Ненавижу ждать.

Есть такое выражение, что хуже всего — это ждать и догонять, и если бы у меня был выбор, я бы предпочла второе. Догонять у меня неплохо получается, и если я не могу сделать этого сама, то мой топор может догнать любого.

В пределах видимости, по крайней мере.

Кстати, надо бы попросить кого-нибудь за ним съездить, если я сумею правильно указать место. Наверное, так будет лучше, чем снова его призывать. Летающие по Городу топоры могут вызвать нездоровые сенсации, а сейчас нам меньше всего нужна еще одна нездоровая сенсация.

И как только я додумала эту мысль до конца, телефон зазвонил.

Глава 39

Это был видеовызов, и я занесла руку над столом, чтобы на него ответить.

— Не торопись, — сказал Кларк и бросил взгляд на синьора Луиджи. — Мы можем как-нибудь отследить этот звонок?

Синьор Луиджи взглядом переадресовал этот вопрос Гарланду, видимо, более искушенному в технических вопросах. Тот покачал головой.

— Мы даже не подключены к этому телефону, — сказал он. — И уже не успеем. Времени слишком мало.

— Подготовьтесь к следующему разу, — сказал синьор Луиджи.

Гарланд кивнул. Я взяла телефон, развернулась так, чтобы никто из присутствующих, кроме меня самой, не попадал в кадр, и наконец-то ответила на звонок.

Камера на той стороне была включена, и я увидела на экране весьма дородную женщину средних лет. У нее были широкие, как у пловца, плечи, большие руки и крестьянское лицо, высушенное солнцем и ветром, а волосы ее были наполовину седыми. У меня мелькнула мысль, что едва ли она намного старше меня, просто ей приходилось жить в других условиях.

Я никогда ее раньше не видела и понятия не имела, какое отношение она имеет вот к этому вот всему.

— Кто вы? — спросила я.

Она не ответила. Выражение ее лица не поменялось, как будто она не слышала моего вопроса. Или слышала, но не поняла.

Впрочем, недоумение мое длилось недолго, ибо картинка на той стороне затряслась, когда телефон передавали из рук в руки, ракурс сменился, и на экране появился другой персонаж.

Уже знакомый.

И сердце мое вскипело яростью.

— Эту добрую женщину зовут Маргарита, — сообщил мне брат Тайлер. — Она из Калабрии, и абсолютно не понимает по-английски.

— И зачем вы мне ее показали? — спросила я. На самом деле, мне хотелось задать ему совершенно другие вопросы, но их было слишком много, чтобы нормально выбрать, и я решила начать с того, что лежал на поверхности.

— В качестве жеста доброй воли, — сказал он. Я постаралась определить фон, на котором он стоял, но это была просто кирпичная стена. Обычная кирпичная стена, которая может находиться где угодно. — Маргарита будет новой кормилицей Морриган. Точнее, просто ее кормилицей, ведь вы не давали дочери притронуться к вашей груди, а это очень важно. Говорят, что из этого возникает связь между матерью и ее ребенком.

Чего я точно не ожидала, так это того, что мы начнем с дискуссии о грудном вскармливании. Впрочем, я в принципе не ожидала увидеть на том конце телефона брата Тайлера, ведь Гарри заверил меня, что провел с ним беседу и Пирпонт больше не будет создавать мне проблем.

Похоже, что и Смерть может ошибаться.

Брат Тайлер немного развернул камеру, и я снова увидела Маргариту, только на этот раз с моей дочерью на руках.

Морри даже не плакала.

— Что вы от меня хотите? — спросила я.

Он улыбнулся. Широко, искренне, довольно. Это была улыбка человека, который считает себя победителем.

— Ничего, — сказал он.

— Хорошо, я перефразирую вопрос, — сказала я. — Что я