Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— До тех пор, пока я не пойму, Берни. Так что валяй, повторяй заново.
— Мне позвонили.
— Толстяк позвонил?
— Нет, не толстяк, а… один мой постоянный покупатель. Попросил отложить для него книгу.
— Книгу этого, как его… Конрада. Кстати, как его фамилия?
— Конрад. А имя — Джозеф. Он поляк, много лет провёл в море, сам выучил английский язык и стал известным романистом.
— Конрад? Это что, польское имя?
— Нет, он сменил имя, когда переехал в США.
— И правильно сделал, — заметил Рэй. — Его настоящее имя наверняка состояло сплошь из «щ» и «ж». Произнести это могут только сами поляки, да и то не все. Так что же было дальше? Ты нашёл книженцию и отложил в сторонку.
— Верно.
— А тут жирный чувак заходит к тебе в лавку, и ты отдаёшь книгу ему, а не тому, кто звонил.
— Я решил, что звонивший послал его за книгой.
— А ты спросил его, какая именно книга ему нужна?
— Я сказал название, и он от счастья чуть не лопнул. Я протянул ему книгу — он держал её с таким почтением, будто это были святые мощи. Я назвал цену, и он отсчитал купюры с быстротой молнии.
— А затем он вышел из магазина.
— Сначала попрощался с котом, — поправил я. — Только потом вышел.
— И тут ему прострелили башку, — проворчал Рэй. — А ты зачем за ним попёрся?
— Он не забрал сдачу, — объяснил я.
— И ты помчался за ним, чтобы вернуть сдачу? Ты, Берни?
— В своём магазине я чист, Рэй, — сказал я. — Чист как стекло и честен как папа римский. И хватит мучить меня, заканчивай свой допрос, пока я не умер от нервного истощения.
— Сколько стоила книга?
— Тринадцать баксов.
— А сколько он дал тебе?
— Пятнадцать. — Правдивость необходимо нормировать, даже внутри магазина. — Он дал мне десятку, а потом ещё пятёрку, и не стал ждать, пока я отсчитаю сдачу.
— Ты хочешь сказать, что сорвался с места из-за двух долларов, Берни? Двух паршивых баксов?
— Когда Авраам Линкольн был мальчиком, — начал я назидательным тоном, — он подрабатывал в магазине продавцом. И вот однажды недодал сдачу покупателю…
— Да что ты? Старик Аб был нечист на руку?..
— Это вышло случайно, — сказал я. — Покупатель ушёл прежде, чем Линкольн сообразил, что ошибся. Так вот, тем вечером он выяснил, где живёт покупатель, и по глубокому снегу в полной темноте отправился к нему домой, чтобы вернуть долг. А знаешь, сколько он недодал?
— Пару баксов?
— Нет, Рэй, одно пенни.
— То есть как это — одно пенни? Но, по крайней мере, его рожа хоть была на нём?
Я бросил на Рэя негодующий взгляд:
— Это был один цент по-нашему, Рэй, но Линкольн знал, что поступил нечестно, и не мог заснуть, пока не исправил ошибку.
Рэй нахмурился, и его лоснящийся лоб пошёл морщинами.
— Знаешь, — протянул он, — вообще-то я тоже слышал подобную байку в школе. Ты что, серьёзно веришь, что так оно и было?
— Я верю, что в этой притче скрывается глубокая духовная истина.
— Чего-чего?
— Другими словами, Рэй, — признался я, — нет. Не верю.
— Я тоже не поверил, когда услыхал. Да и сейчас… Не, старый Аб был хитрой лисой. В школе нам вкручивали ещё про Джорджа Вашингтона, помнишь? Ну, как он срубил вишню в саду отца, а потом признался в этом, типа «не могу врать тебе, па…»? История, конечно, гладкая, да только верится с трудом. Но к делу, Малыш, к делу. Так что это за книга такая особенная?
— Просто подержанная книга.
— Может быть, ценная или редкая?
— Ничего подобного.
— Тогда с чего ты решил так дорого продать её? Ты же сказал, она у тебя давно стояла.
— Чёрт знает как давно!
— То есть жиртрест явно не за ней приходил.
— Молодец, Рэй, хорошо соображаешь.
— Ладно, скажи мне вот что… — Рэй навалился животом на прилавок и понизил голос. — Что происходило в последнее время в твоей собственной воровской жизни, а? Что могло зацепить внимание таких серьёзных дядей?
Я столько раз сам думал об этом! Но кого я навещал в последнее время? Барбару Крили, конечно, но там меня никто не видел… Я также собирался наведаться к Мейпсам, но пока только собирался.
— Не представляю себе, Рэй, — сказал я честно.
— Выходит, всё началось с убийства Роговиных, — пробурчал он недовольно. — Короче, шакалы уложили Роговиных, взломали сейф, но не нашли в нём то, что искали. Что-то похожее на книгу, верно?
— Чашу Святого Грааля?
— Чего-чего?
— Не важно, — сказал я. — Ты прав, они искали что-то, что можно спутать с книгой.
— Ага, я тоже так думаю.
— Но только не «Тайного агента» Джозефа Конрада. Это было бы слишком невероятным совпадением.
— Точно, — протянул Рэй задумчиво. — Они не знали, на что именно похожа нужная им вещь, иначе жирный парень вернул бы тебе книгу сразу же.
— Или швырнул бы её мне в голову.
— Или в голову твоему коту. Однако странно, что он ничего не заподозрил, когда ты попросил за неё тринадцать баксов.
Правильно, Рэй, умница, он-то решил, что я прошу тринадцать сотен, да и это показалось ему смехотворно низкой суммой! То-то он так странно улыбался и отвернулся от меня, чтобы я не видел, сколько денег у него с собой. Один Бог знает, сколько я мог бы наварить на одной книжке!
— Может быть, он думал, что я напуган и хочу сбыть книгу с рук как можно быстрее, а тринадцать баксов прошу, ну… чтобы сохранить лицо? — предположил я.
— Ты не сможешь сохранить лицо за тринадцать баксов, Берни. Никто не сможет. Разве усы слегка подправить, но по-крупному — не выйдет, приятель! Короче, вот что думаю я: тут действуют две группы игроков — те, что пришили Роговиных, и другие. Я полагаю, что жиртрест — из этих других, а те, что замочили Роговиных, пристрелили и его.
И обчистили мою квартиру. Я тоже так думал, поскольку почерк второго ограбления в деталях копировал стиль «дела Роговиных», вплоть до обмотанного скотчем привратника. Но я не стал рассказывать об этом Рэю, потому что обещал Эдгару, что не сдам его иммиграционной службе.
— Так вот, — продолжал разглагольствовать Рэй, — их две команды. И на одной скопилось уже четыре «мокрых» дела. Но взгляните, кто же восседает за стойкой посреди всеобщего побоища? Ну, конечно, наш друг сердечный — Берни, сын миссис Роденбарр!
— Я «восседаю» здесь по чистой случайности, — возмутился я. — Из-за тебя, между прочим! Чего тебе вздумалось тащить меня в тюрягу? Конечно, они прочитали об этом в газетах. Откуда им знать, что всему виной — полицейская некомпетентность?