Годы шли, и ее послания становились все печальней. Она все реже обращалась к своему единственному ребенку и, похоже, перестала верить, что однажды увидит дочь. Маргерита упоминала некую Фиону, которая сообщила ей о свадьбе «дорогого ангела», а спустя несколько лет – о том, что у нее родился сын. В то время Маргерите было около шестидесяти и она все еще жила в Риме. Графиня совсем не хотела ехать в Штаты и встречаться с кем-то из семьи. Единственным человеком, которого Маргерита жаждала увидеть, была ее дочь, но считала, что не следует этого делать. Несчастная женщина была уверена: ее внезапное появление, после стольких лет молчания, будет очень сложно объяснить. Их встреча принесет дочери одни проблемы.

В итоге Маргерита уверилась, что пропустила правильный момент для встречи. Она не хотела, чтобы дочь страдала, и потому не приехала к ней, даже когда та стала взрослой. Маргерита считала, что для таких потрясений было уже слишком поздно. Она с печалью писала о том, что стала совсем старой и ей надо возвращаться на родину. Маргерита уже не думала, что дочь когда-нибудь прочитает эти письма. Они стали чем-то вроде дневника, который графиня вела многие годы, описывая главные события своей жизни. Но до самого конца Маргерита обращалась к дочери так, как будто она до сих пор была ребенком. Уезжая из Рима в Нью-Йорк, женщина писала, что покидает единственную страну, которую считала своим домом, но в свои семьдесят лет хочет вернуться к корням. А еще она полагала, что будет тратить меньше денег, проживая в маленькой квартире в Нью-Йорке.

В следующем письме Маргерита писала о том, что нашла такое место и что ей пришлось продать два кольца, чтобы было на что жить в Америке. Маргерита вела незаметную, тихую жизнь и экономила каждый цент. Больше не было ни роскоши, ни капризов. К тому времени весь огонь в ней погас – как и надежда когда-либо увидеть дочь, поговорить с ней. Вся жизнь осталась в прошлом. Маргерита часто вспоминала Умберто и те прекрасные годы, которые они провели вместе.

В одном из последних писем графиня сообщила, что собирается написать завещание и оставить все украшения дочери. Она писала, что за исключением двух колец, все остальные подарки Умберто остались в целости и сохранности, как память о любви мужа. Драгоценности были единственным ее завещанием дочери.

Последние письма становились все более сумбурными. Маргерита писала о прошлом: вновь и вновь жалела, что ее заставили бросить единственного ребенка, вспоминала о счастливой жизни с Умберто и их взаимной, по-настоящему глубокой любви. Но Джейн чувствовала, что даже самые счастливые воспоминания были омрачены тенью потери.

В последних двух письмах Маргерита описывала поездку с Умберто в Париж так, словно это произошло совсем недавно. Джейн поняла, что память начала ей изменять. На письмах стояла дата четырехлетней давности, и почерк Маргериты становился все более неразборчивым. Она обращалась к дочери, как будто та была маленькой девочкой, и спрашивала о школе. Было очень печально видеть, как старость брала над ней верх, как одиночеством веяло от каждой фразы. Маргерита окружила себя воспоминаниями о людях, которых не было с ней рядом. Она быстро теряла интерес к жизни. Но одно оставалось неизменным – ее любовь к дочери. И хотя Маргерита так и не оформила завещания, о котором она часто писала, было ясно, что свои украшения, единственные ценные вещи, что у нее остались, графиня хотела отдать ей.

Маргерита нигде не называла дочь по имени, но Джейн ясно понимала – эта теперь уже взрослая женщина являлась ее единственной наследницей. В последнем письме Маргерита опять написала, впервые за много лет, что собирается поехать к дочери и наконец сказать ей правду, объяснить, что случилось и почему она так долго молчала и не искала ее. Это мучило Маргериту до самой смерти.

Джейн не могла сдержать слез, когда дочитала последнее послание. Маргерита рассказала трагическую историю о несчастной любви, о матери, у которой украли единственного ребенка, но которого она помнила каждое мгновение жизни. У Джейн оставался только один вопрос: как же ей найти эту дочь? В письмах не было ни намека, кто она, как ее зовут, где живет. Учитывая возраст женщины, вполне возможно, что единственная наследница тоже умерла.

Рабочий день подходил к концу. Джейн с тяжелым сердцем отправилась в кабинет к Харриет.

– Что-нибудь нашла? – спросила начальница. Она надеялась, что среди писем каким-то чудом окажется завещание, которое никто не заметил.

– Много чего, – печально ответила Джейн. – У графини была дочь, но в восемнадцать лет, перед тем как уехать в Европу, ей пришлось от нее отказаться. Больше она никогда ее не видела. Через семь лет после этого миссис ди Сан Пиньели пыталась отсудить дочь, но родители ей не дали. Они оформили поддельное свидетельство о рождении, по которому стали законными родителями девочки. Маргерита решила, что вернется в Нью-Йорк и расскажет правду дочери, когда той исполнится восемнадцать. Она так и поступила, но когда увидела ее, то передумала. Испугалась, что неожиданное признание превратит жизнь любимого ребенка в хаос.

Харриет внимательно слушала, не перебивая. Джейн перевела дух и продолжила:

– Больше Маргерита не видела дочери, не пыталась с ней связаться. Но она постоянно писала о том, что хранит драгоценности для нее, и хотела оформить завещание, однако так этого и не сделала. Графиня старела и постепенно теряла память – последние письма она писала уже восьмидесятилетней старушкой. Я понятия не имею, как и где искать ее дочь – даже не знаю имени единственной наследницы. Может, она давно уехала из Нью-Йорка или даже умерла. Сейчас ей должно быть около семидесяти. В общем, печальная история. В этих письмах вся жизнь Маргериты, но нет ни единого намека, как нам найти ее наследницу.

– Остается только надеяться, что она увидит наше объявление и позвонит нам, – сказала Харриет, правда, без особого энтузиазма. Обеим было ясно – вся история произошла слишком давно, и девочку, которую Маргерита Пирсон оставила и все семьдесят лет называла дорогим ангелом, невозможно найти, не зная хотя бы ее имени.

Возвращаясь в квартиру Алекс, мисс Уиллоуби думала только об этом. У подруги было свидание, а Джейн собиралась писать диплом. Она села за компьютер, но слова «мой дорогой ангел» не выходили у нее из головы. Джейн не могла представить историю печальнее, чем та, которую ей рассказали письма Маргериты. Да, у нее с Умберто была настоящая любовь, но тоска по дочери окрашивала ее жизнь в темные тона. Теперь было ясно, почему на некоторых фотографиях у нее такой несчастный взгляд. А все драгоценности, которые Маргерита хранила для дочери долгие годы, теперь продадут на аукционе, и они достанутся незнакомым людям. Такова была ужасная ирония и несправедливость судьбы.

В двенадцать ночи Филипп сел на самолет «Эйр Франс», который должен был приземлиться в Париже в полдень по местному времени. Выходит, что к работе он сможет приступить только ближе к концу дня. Ему еще надо было пройти через таможню, получить багаж, а потом час ехать до города из аэропорта Шарля де Голля. Так что на месте Филипп планировал оказаться около двух часов, но он надеялся до вечера организовать пару деловых встреч. А вообще ему нравились ночные перелеты – Филипп мог поспать в самолете пять-шесть часов и прибыть в другую страну в нормальной форме. Когда «Кристис» посылал его в Париж на важные торги, он всегда летал этим рейсом.