Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда в 2007 году преподобный Роберт Шилдз умер, он оставил после себя девяносто один ящик с отпечатанными на машинке дневниками за двадцать пять лет, в которых его жизнь была запечатлена поминутно. Дневник Шилдза в тридцать раз длиннее дневника Пипса. На его фоне каждодневные измерения физиологических параметров тела, которые Роберт Содерн проделывал на протяжении десятилетий, выглядят короткими, как справка о нетрудоспособности. Преподобный отдавал делу всего себя: ночью каждые два часа просыпался, чтобы записать увиденный сон, с утра, еще в нижнем белье, садился в кабинете у заднего крыльца своего дома в Дейтоне, штат Вашингтон, окруженный шестью электрическими пишущими машинками. Каждая печатная страница состояла из перечня временны'х интервалов с описанием определенных действий: от бритья до проверки конвертов с рекламной рассылкой. Отец Роберта Шилдза в свое время победил в международных соревнованиях по скоропечатанию – он сумел несколько раз напечатать Геттисбергскую речь со скоростью до 222 слов в минуту. Неизвестно, унаследовал ли Роберт талант отца, но даже если это и так, он все равно тратил на дневниковые записи до четырех часов в день. Свой дневник преподобный завещал Вашингтонскому государственному университету с условием, что никто не прочитает его до 2057 года. В дневнике около 38 млн слов; вероятно, это самый объемный дневник в мире. Но сказать наверняка можно будет только в 2057 году, потому как до того времени даже точный подсчет слов не разрешен. В нескольких отрывках, которые были опубликованы, перечислены вещи довольно обыденные. Преподобный меняет лампочки. Смотрит сериал «Она написала убийство» с Анджелой Лэнсбери в главной роли (отмечает, что «…действие в “Убийстве” разворачивается стремительно, события сжаты»). Ест макароны с тертым сыром. Возвращаясь от друзей с коробкой, в которую ему положили то, что осталось от ужина, спотыкается. Записывает количество листов туалетной бумаги, использованных во время посещения туалета. Отмечая процесс мочеиспускания, удивляет разнообразием выражений: «Я опорожнил свой бачок», «Я лил в керамическую чашу, пока она не наполнилась пеной»[72]. Вроде и проза жизни, но почему-то захватывает. Преподобный был уверен, что в будущем историки заинтересуются не только его дневниковыми записями, но и составом ДНК – он предусмотрительно прикрепил к листу клейкой лентой несколько волосков из носа.
Это самая полная автобиография – с такими записями никакая человеческая память не сравнится. Шилдз и Белл решили бороться с зыбкостью памяти, способной уничтожить летопись жизни. Похоже, это стало повальным увлечением – множество людей ведут подробные записи о своей жизни в сетевых дневниках. Правда, Белл настаивает на том, что его электронная память – другое, она гораздо более всеобъемлюща по сравнению с записями в интернет-дневниках. К тому же, любопытны мотивы, которые им движут. Белл работает в компании «Майкрософт» и разъезжает по миру, рассказывая о своем проекте и технологиях, которые применяет, однако неохотно обсуждает возможную практическую пользу проекта. А ведь такой архив может оказаться огромным подспорьем для людей с нарушениями памяти, возникшими, например, в результате черепно-мозговой травмы. Белл утверждает, что его цель – всего лишь показать, что записать жизнь возможно. Он демонстрирует фильмы, которые смонтированы из кадров, снятых с интервалом в двадцать секунд. Кадры напоминают рисунки в блокноте, которыми мы забавлялись в детстве: рисуя человечка, прыгающего с трамплина в воду, на каждой следующей странице изображали его чуть ближе к воде, наконец, он в нее погружался, а на последних страницах – лишь всплеск и рябь. В фильмах Гордона Белла движение по улицам происходит скачкообразно, еда исчезает порциями – возникает ощущение неестественности. И все же это сверхбыстрая съемка. Однако фильмы – лишь иллюстрация, небольшая часть жизни, которую Белл, по его словам, заархивировал целиком и полностью. Впрочем, эти записи он просматривает редко. Как-то коллега поинтересовался у Белла: а не получится ли так: «записал и забыл»? Белл настроен оптимистично – надеется, что однажды кто-нибудь его архивы просмотрит.
В чем же ценность опытов Шилдза и Белла? Они преодолели серьезное ограничение автобиографической памяти – избирательность. Но это палка о двух концах. Возможно, в один прекрасный день все мы обзаведемся цифровой библиотекой собственной жизни и способностью выбрать любой день, который захочется освежить в памяти. Я выберу любое число и просмотрю записи этого дня за все годы – в надежде проследить, как менялся мир или я сама. Вы сможете вновь пережить самые приятные вечеринки, попасть в какой-нибудь из первых дней вашей трудовой деятельности или представить, что у вас Рождество каждый день. Но поступите ли вы так в ущерб новым впечатлениям? Ведь вместо того, чтобы пересматривать уже известное, вы могли бы пережить что-то новое. Сколько супружеских пар возвращаются к записи своей свадебной церемонии больше одного-двух раз? Технология, позволяющая запомнить все, может глубоко затронуть ваше восприятие времени, потому что, как мы убедились, ощущение прошедшего времени проходит через призму автобиографической памяти. Мы полагаемся на эти воспоминания о прошлом гораздо больше, чем думаем, оценивая благодаря им скорость времени в настоящий момент.
Ошибочное определение года гибели принцессы Дианы или падения Берлинской стены – всего лишь один из признаков того, что течение жизни с возрастом ускоряется. Если вам одиннадцать, и вы на летних каникулах, ничем не заполненная неделя все длится и длится; если же вы взрослый человек и берете неделю отпуска на работе в надежде успеть с мелким ремонтом по дому, то успеваете сделать половину намеченного – и это в лучшем случае, – а недели уже нет как нет. Любой человек в возрасте за тридцать подтвердит: время действительно ускоряется, а временны'е вехи, будь то воскресный вечер или Рождество, каждую неделю или каждый год мелькают все быстрее. Когда в 2001 году стало известно о том, что два десятилетних мальчика, зверски убившие двухлетнего Джейми Балджера, уже достигли совершеннолетия, и пора думать, как быть с ними дальше, эта новость для многих явилась потрясением. Потрясло людей не столько то, что очень скоро убийцы окажутся на свободе, сколько тот факт, что они стали взрослыми, а Джейми Балджер навечно застыл во времени – так и остался двухлетним. Эта пропасть между двумя годами и совершеннолетием поразительна. Сам факт преступления, безусловно, шокирует, но дело не только в этом – новость напомнила о том, что, нравится нам это или нет, время идет своим чередом.
Ощущение того, что с возрастом время ускоряет свой бег, свойственно практически всем взрослым. А вот детям – нет. Помню, как меня, маленькую девочку, раздражало, когда взрослые восторгались тем, как я выросла. Мне их замечания казались слишком очевидными, и потому глупыми. А теперь, хотя и стараюсь при детях от подобных высказываний воздерживаться, вижу: на фоне их быстрого роста время практически летит. Все мы то и дело говорим о том, что время ускоряется. Но привыкнуть к этому не можем. Лично меня это немало удивляет.
Чаще всего данный феномен объясняют с помощью чистой математики. В сорокалетнем возрасте год проходит быстрее, потому что это всего лишь одна сороковая вашей жизни. А в восьмилетнем возрасте пропорция куда как существеннее. Эта теория называется теорией пропорциональности; за годы своего существования она приобрела многочисленных сторонников, в числе которых был писатель Владимир Владимирович Набоков. Считается, что родоначальником теории является живший в XIX веке французский философ Поль Жане. Он писал: «Пускай любой вспомнит свои последние восемь или десять лет в школе – это время подобно столетию. Пусть затем сравнит с ними последние восемь или десять лет своей жизни – это время подобно часу».[73]