Транспорт типа «Либерти»

Авианосец «Банкер Хилл» типа «Эссекс»

Линейный корабль «Миссури»

Итак, решение принято.

Отныне Советский Союз должен стать ресурсной базой для создания военного равновесия и ключом к миру в Европе. А для этого не хватает одного пустяка — Советский Союз еще нужно ПОБЕДИТЬ…

Надо сказать, что о неизбежном вовлечении своей страны в мировую войну руководство СССР, безусловно, знало (тот же план «Барбаросса», по свидетельству генерала Голикова, лежал на столе у Сталина уже в апреле 1941 года — разумеется, в виде отрывков). Знало — и готовилось. Поэтому подготовка к предстоящей войне началась в Советском Союзе всерьез, и не только в области вооружений и техники.

Сталин полагал, что гарантией успешного исхода будущих сражений будет не только и не столько изобилие оружия и многолюдство людей в военной форме. С оружием-то как раз все было в порядке — оружие мы начали производить в гигантских масштабах.

Главной проблемой РККА стало вопиющее несоответствие двадцать лет подряд пропагандируемой военной доктрины реалиям разразившейся на континенте войны.

Военная доктрина государства является производной ее социально-политического строя, государственной идеологии и национального менталитета. Двадцать лет подряд военная доктрина Советского Союза исходила из примата необходимости раздувания пожара мировой революции во всех странах на всех континентах любой ценой, вплоть до гибели в ходе этой революции Советского государства. Такого понятия, как «национальные интересы СССР», в военной доктрине «первого в мире пролетарского государства» не было в принципе — были лишь «интересы всемирного пролетарского дела».

Военная доктрина РККА вплоть до 1939 года исходила из того, что война будущего будет сугубо классовой — на нас нападут империалисты (либо мы, если будем достаточно сильны, нападем на империалистов), а рабочий класс этих вражеских государств нам неизбежно будет братом и другом. Рабочие и крестьяне буржуазных государств, насильно мобилизованные и одетые в военную форму, лишь увидев на горизонте алый стяг армий первого в мире пролетарского государства, тут же побросают винтовки, а еще лучше — немедленно учинят у себя социалистические революции. Дело же Красной Армии — этим революциям в меру своих сил помочь. И победа — в кармане! Соответствующее художественное оформление этой доктрины деятельно разрабатывалось советскими художниками, композиторами и писателями. Например, в книжонке Ник. Шпанова «Первый удар» немецкие рабочие под советскими бомбами истово поют «Интернационал», ожидая долгожданного освобождения с востока. И подобный бред являлся становым хребтом советской идеологии!

Первый крах эта доктрина, только родившись, уже потерпела в Польше, в 1920 году. Польские рабочие и крестьяне в военной форме ну никак не хотели бросать винтовки и братски приветствовать РККА — вместо этого они устроили ордам Тухачевского «чудо на Висле».

Кстати — в отличие от большинства «кремлевских мечтателей», Сталин вполне трезво представлял значение национального фактора и не строил никаких иллюзий насчет «классовой солидарности польских трудящихся». Оценивая в конце мая перспективы Польской кампании, Сталин писал в «Правде»:

«…Тыл польских войск является однородным и национально спаянным. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение — «чувство отчизны», передается по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твердость. Отсюда стойкость польских войск. Конечно, тыл Польши не однороден… в классовом отношении, но классовые конфликты еще не достигли такой силы, чтобы прорвать чувство национального единства» (Сталин И. В. Сочинения. Т. 4. С. 323–324).

Как в воду глядел — именно благодаря «польскому патриотизму» «пролетарская военная доктрина» и потерпела свое первое фиаско.

Ладно, тот провал списали на слабость Советской власти. Мол, поляки еще не понимали тех льгот и преференций, что несет «простому народу» народная власть, еще были в угаре установления своего Польского государства. И вообще, это были «белополяки», а до настоящих, пролетарских, поляков Красная Армия так и не добралась — посему и военная катастрофа. А вот если бы дошли до пролетарского города Лодзь — то красноармейцы немедля были бы встречены кисельными реками с молочными берегами. Так успокаивали себя проигравшие с треском эту войну Тухачевский со товарищи, наркомвоенмор Троцкий и все интернационал-большевистское руководство СССР. И, успокоив себя, продолжили совершенствовать планы классовой войны будущего.

На протяжении двух десятков лет советская военная доктрина упорно вбивала в мозги своих офицеров и солдат: будущая война будет войной классов, будущая война будет войной пролетариата, вооруженного марксизмом, с буржуазно-империалистическими хищниками, с их прогнившими «демократическими» ценностями. Наше дело — донести знамя освобождения до народных масс, дальше народные массы сами свергнут своих кровопийц.

Второй (и уже гораздо более серьезный) провал доктрина установления всемирной пролетарской республики потерпела в Испании в конце тридцатых годов. Причем с изрядным грохотом. Националистическая идеология мятежников, опирающаяся на традиционные базовые этно-социальные и этно-конфессиональные ценности, оказалась жизнеспособнее идеологии пролетарского дела и мировой революции. И смогла принести им победу — советское же руководство впервые заставив всерьез задуматься об опасной неустойчивости идеологического базиса «первого в мире пролетарского государства».

И хотя желающих оправдать наше поражение в испанской войне и тут нашлось с лихвой — далеко, испанские коммунисты недостаточно боевиты, массы темны и безнадежно погрязли в католицизме, еще много всего разного, — но у Сталина уже зародилось естественное недоверие к военачальникам, продолжающим тупо держаться за уже безнадежно дискредитировавшую себя доктрину.

Но ведь на идее грядущего торжества мировой революции строилась вся советская идеологическая работа! И ладно бы только идеология — на ней базировалась наша военная доктрина! А раз базовая идея этой доктрины, очевидно, обанкротилась — стало быть, фальшивы и безнадежно оторваны от жизни и концепции, заложенные в соответствующие военные планы.

Иными словами — предстоящая война будет не такой, какой ее запланировали интернационал-большевистские теоретики из черты оседлости, волею злого рока вдруг в одночасье ставшие вождями России. Война будет другой — она будет не войной классов, а войной наций, которые станут сражаться за алтари и очаги, а не за мифические классовые интересы. К такой войне Красная Армия в 1939 году оказалась катастрофически не готова…