сооружение из гипса и полистирола высотой пятьдесят футов (15 м), и актеры в самом деле вонзают в нее свои топоры.

КИТ ХАРИНГТОН: Каждый раз, когда видишь в «Престолах» новые декорации, говоришь себе: «Блин. Ну дают ребята». Мы освоили эту стенку еще до съемок: Маккензи и я забрались чуть выше Роуз и сдались – очень уж напряжно в этих костюмах подтягиваться. А вот Кристофер залез на самый верх и чуть это все не порушил. Никогда не видел актера, который был бы так похож на своего персонажа.

За восхождением следует самый романтический кадр во всем сериале: обреченные любовники Джон и Игритт целуются на вершине Стены. Миг незабываемого блаженства перед неизбежным приходом тьмы.

КИТ ХАРИНГТОН: Поцелуй на Стене – один их моих самых любимых кадров. Пожалуй, это лучший момент для Джона. Где-то должен быть другой кадр, рабочий, где мы стоим под вентиляторами рядом с художником и режиссером. Для меня в этом суть всего сериала: убираешь зеленый фон, и остается прекрасный момент, когда я целую свою будущую жену. Помню, хотел, чтобы нас снимали подольше, просил не прерываться.

Вскоре после этого Игритт узнает, что Джон остался верен Ночному Дозору, и пускает в него три стрелы, выражая тем свое негодование. Их любовь приходит к своему трагическому концу во время нападения одичалых на Черный Замок (это снова снимал Нил Маршалл). В ночь съемки опять лил дождь. Вредный сир Аллисер Торн неожиданно преобразился в героя и возглавил контратаку.

ОУЭН ТИЛ (АЛЛИСЕР ТОРН): Это был мой звездный момент, как у Генриха V. Дождь хлестал, как в «Бегущем по лезвию». Во дворе проложили доски, чтобы не хлюпать по воде, но их еще до съемок снесло. Нам сказали: «Идите без них, ничего!» Очень волнительно.

Когда Джон Сноу сталкивается с Игритт, она снова наводит стрелу ему на сердце, а он улыбается, оттого что снова видит ее.

НИЛ МАРШАЛЛ (РЕЖИССЕР): Я сказал Киту: «Мне все равно, что там между вами было. Ты ее любишь и счастлив видеть ее». А за улыбкой сразу трагедия – прекрасная получилась развязка.

РОУЗ ЛЕСЛИ: Раньше она стреляла не для того, чтобы его убить. Думаю, она хотела только наказать его, чтобы он не ушел невредимым. Хотела, чтобы он заплатил. Она любит его и не может заставить себя убить, хотя могла бы это сделать одной стрелой. В Черном Замке она тоже медлит – себе на погибель. И умирает у Джона на руках.

У Мартина в «Буре мечей» Джон находит тело Игритт, погибшей, скорее всего, от случайной стрелы, после боя. В сценарии поначалу предполагалось, что Игритт кто-то целится в спину, когда Джон идет ей навстречу. После стрелком решили сделать Олли (Бренок О’Коннор), мальчика-сироту, родителей которого убили одичалые.

НИЛ МАРШАЛЛ: Олли не должен был принимать столь активное участие в сериале. Предполагалось, что после гибели родителей он убегает в Ночной Дозор, и на этом все. Но сценаристы сказали: «Погодите, эту тему можно развить», и дали ему убить Игритт.

Я хотел, чтобы бой вокруг, пока Джон держит ее в объятиях, был показан в замедленной съемке. Хотел, чтобы этот момент и они двое запечатлелись в памяти зрителей. Но такая съемка тогда в «Игре престолов» не применялась, и мы с Дэвидом и Дэном поспорили. Я очень горжусь этим кадром.

ДЭВИД БЕНИОФФ: Между тем, когда он видит Игритт, и моментом ее гибели проходит несколько самых мощных секунд из всего нами снятого. Все говорят о химии; химию между Китом и Роуз не могли бы подделать самые великие актеры и лучший из режиссеров.

РОУЗ ЛЕСЛИ: Прекрасные получились проводы. Мне отдали на память лук и стрелу. Лук вместо грубой одичальской обмотки обтянули белой кожей и нарисовали там розочку, очень красиво. Я полюбила эту свирепую, беспредельно независимую девчонку.

Глава 10

«Должно хорошо получиться»

Под ледяным дождем, поливающим зеленую вершину холма, Николай Костер-Вальдау, весь в грязи, уходит на перерыв. Это одна из тех североирландских ночей, когда вся съемочная группа мечтает об электрообогревателях и горячем чае, но актер, по лицу которого стекают грязные струйки, весело улыбается. «Мне нравится, – вполне убедительно говорит он. – Чем труднее тебе физически, тем легче забыть, что это игра. Ты не думаешь про свой текст и целиком погружаешься в настоящий момент. Самые трудные сцены – это разговоры за столом».

В октябре 2012 года Костер-Вальдау снова сидел в грязи, закованный в цепи, но на этот раз ему составляла компанию Гвендолин Кристи – сначала как его конвоир, потом как такая же пленница. Показывая связанные запястья, она улыбалась подошедшему к ней журналисту: «Извините, руку пожать не могу!»

С Джейме мы познакомились еще в первом сезоне, с Бриенной Тарт – во втором, но оба они оказались в центре внимания только в третьем. Игритт помогла открыть новые черты в Джоне Сноу, а Джейме и Бриенна освобождают друг друга от эмоциональной брони.

Взаимодействия Костера-Вальдау и Кристи за кадром напоминали отношения их героев, что граничило с полным сюрреализмом, к восторгу всех окружающих. Обидные слова чередовались у них с редкими и неохотными свидетельствами взаимного уважения, и первая встреча тоже прошла негладко.

ГВЕНДОЛИН КРИСТИ (БРИЕННА ТАРТ): Я была влюблена в свою героиню, сильно робела и никогда еще не снималась в сериале, который уже посмотрела, – все это было для меня совершенно ново. Особенно стеснялась я Николая, такого импозантного в первом сезоне.

В первый день мне сказали, что он сейчас в гримерном фургоне и что мне надо с ним поздороваться. Я не хотела, опять-таки из-за робости. «Да не бойся, – сказали мне, – он не кусается». Ну, я захожу и говорю: «Здрасьте, я Гвен… играю Бриенну».

Он посмотрел на меня не то как на инопланетянку, не то как на кучу навоза и процедил: «А… так это вы, значит».

«Да», – говорю я, чувствуя себя крайне неловко.

«Хорошо», – говорит он и опять смотрит на себя в зеркало.

НИКОЛАЙ КОСТЕР-ВАЛЬДАУ (ДЖЕЙМЕ ЛАННИСТЕР): Она вечно рассказывает, как хамски я вел себя с ней при первой встрече. Лично я ничего такого не помню.

ГВЕНДОЛИН КРИСТИ: Он это отрицает! Как публично, так и тет-а-тет, только наедине он еще и смеется. Очень уж память у него избирательная.

НИКОЛАЙ КОСТЕР-ВАЛЬДАУ: Зато я помню, как она расстраивалась, когда ей пришлось подстричься для роли. Я, как бесчувственное бревно, не понял всей