– Само собой, – кивнул Сергей Иванович. – Драй поможет.

– Ещё бы он не помог! – фыркнул Артём.

– Зря ты так, – укоризненно произнёс Сергей Иванович. – Драй нам, считай, родня. Я с ним всю жизнь рядом иду. Не упомню уже, сколько раз друг друга щитом прикрывали. Не злись на него, прошу! Не стоит на него гнев выплёскивать. Не надо.

Артём поглядел на отца, подумал…

– Знаешь, – сказал он уже совсем другим тоном… – А я ведь понял сейчас: не на Драя сержусь. На себя. Когда с Ильёй беда случилась, вся забота на вас с матушкой упала. А я вроде как отстранился…

– У тебя княжество, – напомнил Духарев. – И непростое. Дел немало.

– А у тебя – нет? А у Славки, который дома дай бог, чтобы три седмицы разом провёл? А вот у него время Илюху навестить находилось. А я в Моров один раз заехал, да и то на два дня всего. Мимоходом. А здоровым его увидел, когда он Соловья взял. Порадовался за него: здоров, силён, умен. Годами – отрок, а по жизни – в старшую гридь вышел. Порадовался и уехал, а мог бы и тогда сообразить: когда тебя к великокняжьему столу вровень сажают, юность твоя закончилась. Я это понял в своё время. Илья – нет.

– Не слишком ли ты категоричен? – по-ромейски спросил Сергей Иванович.

– Это простая истина, – тоже по-ромейски ответил Артём. – У всех так. Я видел. – И снова по-словенски: – Кому подольше удаётся помолодечествовать, кому поменьше. Но кто не успел понять вовремя, когда через межу переступил, тот долго не живёт. Чем больше твоя сила, тем сильнее твои враги. И они ждут, когда ты ошибёшься. Вот так выпьешь лишку, поскачешь тарпанов полевать не с дружиной крепкой, а с парой-тройкой верных друзей… А тут тебя орда печенежская и встретит.

«Всё верно», – подумал Сергей Иванович. Он ведь и сам таким был… когда-то. Всё верно, да не совсем.

– Ты прав, сын, – сказал он. – Но кое-что забыл. Да, юность из Илюхи ещё струёй брызжет и вбить ему в башку, где кончается храбрость и начинается глупость, ой как непросто. Хотя я и стараюсь.

«А может, не только лихость?» – вдруг подумалось Сергею Ивановичу. Вспомнилось беспокойство Слады. Мол, не всё хорошо на душе у Ильи, не всё гладко.

А ведь верно. Смутен был Илья временами. Будто тень набегает.

«А ведь я его, по сути, и не знаю, Илью», – неожиданно пришла мысль. Ну да, казалось, что сын – как на ладони. Прост и крепок, будто меч добрый. А вдруг это лишь кажется? Единственный, кто действительно знал Илью, – Рёрех покойный. И что он там сумел заложить в парня – неизвестно. Вспомнилась история с моровлянами, признавшими Илью господином по старинному обычаю…

«Старые боги… – подумал Духарев. – Я забыл о них, а вот они обо мне – нет. Неужели на Илье аукнулось? А я ведь сам его к бесам привёл, получается? – подумал он с раскаянием. – Хотел ноги сыну вернуть. И вернулись ноги. А вот душа… Как там сказано? «Что проку человеку, если он приобретёт весь мир, а душу свою потеряет». Не дай Бог, если такой ценой!»

– Отец… – негромко напомнил о себе Артём.

Подумалось: не стоит ли поделиться сомнениями со старшим сыном? А смысл? Да и стыдно. «Артём язычников искореняет, а я его брата к ним на лечение возил».

«Не скажу, – подумал Духарев. – Сейчас точно не стоит».

И вслух произнёс другое:

– Илья – воин добрый, но в нашем роду он пока что не самый грозный. И всякий, кто на него хвост подымает, будет иметь дело с нами. С тобой, со мной, со Славкой. Не говоря уже о Владимире Святославовиче, который нашего Илью за свой стол усадил. Так что если этот кто-то не на род наш, а на самого Илью повёлся, то он либо дурак, либо не знает, на кого этот хвост поднял. И нам с тобой не ровня. Найдём и освежуем. А если это не против самого Ильи, а против меня выпад, тогда… В общем, мы это тоже узнаем. Ты, кстати, знаешь, с кем наш Илюха в Праге сошёлся? С Орднидтом!

– Что, с тем самым? С наследником…

– Ага! – усмехнулся Сергей Иванович. – И заметь: как раз из-за того самого лихого молодечества. Очень удачно Болеслав Храбрый Илюху в рыцари возвёл. Очень вовремя.

– Вот как? – Князь уличский поскрёб отросшую щетину на подбородке. – Не знал, что Илюху золотыми шпорами оснастили. Не ожидал.

– Я сам не ожидал, – отозвался Сергей Иванович. – Шпорами и гербом.

И поведал сыну историю краковского покушения.

– Даже не знаю, кому это подарок: мне или Илье? – завершил он.

– Если то, что я слыхал о Болеславе, верно, будут у нас с ним изрядные хлопоты, когда он великим князем лехитов станет, – задумчиво проговорил Артём. – А Илья и впрямь силён. Сапогом четырёх воев побить… Я бы, пожалуй, не смог. Хотя я бы и меча не упустил, – добавил он тут же. – Значит, по его душу уже один раз заявлялись? Тем более надо было поберечься!

– Моя вина, – вздохнул Духарев. – Не надо было его одного оставлять. Думал: тут его жизни искать не станут.

– Это не те, – вдруг заявил князь уличский. – Это другие. Уверен.

– Почему так?

– Там его явно убить хотели, а не в плен взять. Да и подход здесь другой. Куда хитрее.

– Может, поумнели, когда с первого раза не получилось?

Артём покачал головой:

– Хотели бы убить, просто подстрелили бы. Или в вино яд подсыпали. Он же выдул, не глядя, от кого взял. Нет, отец. Это другие. Тем не менее этого Белошица стоит поискать.

– Ищут уже, – буркнул Духарев. – Ты, Тёмка, отца совсем не уважаешь?

– Извини, отец, – повинился Артём. – Устал я. Двое суток в седле спал. И сегодня тоже день непростой. Умаялся.

– И то правда, – согласился Сергей Иванович. – Давай-ка в опочивальню. Если мы от недосыпа ошибок наделаем, Илье лучше не будет.

За окном шумел дождь. Тоже сон навевал.

– Как думаешь, жив он? – спросил Артём.

– Илья-то? Даже не сомневаюсь. Не затем он снова на ноги вставал, чтоб помереть без толку. У судьбы на него, Тёмка, обширные планы.

Дорога в неизвестность

Даже если слова Сергея Ивановича Духарева, князя моровского, и были правдой, то в тот момент, когда они были произнесены, планы эти выглядели не слишком презентабельно. Во всяком случае, с позиции Ильи.

Потому что именно в этот момент Илья пыхтел и ворочался на подгнившем сене, густо пропитанном звериным запахом, а дюжий кузнец торопливо приклёпывал цепи ручных кандалов Ильи к вмурованным в замшелый камень скобам. И три копейных железка, упёршихся Илье в спину, были гарантией того, что никто не помешает кузнецу закончить работу.

Впрочем, в цепи Илью заковали намного раньше. Без малого седмицу тому назад, когда Илья, очнувшись, обнаружил на своих запястьях вместо привычных золотых браслетов железные, а вместо удобной постели – присыпанное соломой щелистое дно коробчатого возка, который, грохоча и подпрыгивая, катился по лесной дороге.