В том числе и Леха.

Он был чист перед законом – ну, относительно: Дашка решила, что мелкие правонарушения вроде пьяной драки девятилетней давности и вождения в нетрезвом виде, еще более древнего периода, не в счет. И успокоилась бы, но…

…но два месяца тому Алексей Петрович Попов проходил свидетелем по делу о нанесении побоев гражданке Карине Викторовне Алексеевской гражданкой Александрой Федоровной Мазуриной.

…и по делу о нарушении общественного порядка гражданкой Кариной Викторовной Алексеевской на вернисаже…

…и по обвинению Карины Викторовны Алексеевской в краже футляра для мобильного телефона…

От Алининого принца определенно воняло другой женщиной.

Карина Викторовна. Светская львица малого ареала.

Появилась из ниоткуда два года тому. И вспыхнула на небосводе местного бомонда сверхновой звездой. Скандальной. Истеричной.

Писали – эпатажной.

Писали вообще не сказать чтобы много и как-то совсем уж однообразно. А вот фотографироваться Карина Викторовна избегала. И Дашка, обнаружив все-таки несколько снимков – не самых удачных, – и поняла почему.

Она узнала бы эту женщину из тысячи.

Пять лет назад.

Работа, к которой только-только приспосабливаешься, пытаясь понять, стоила ли она потраченной на учебу жизни, да и вообще готова ли Дашка остаток этой жизни потратить на чужие пьяные разборки, дворовые драки, кражи из ларьков… шлюх.

Они собирались у дороги, тянулись к редким фонарям, словно и вправду были бабочками. Безголовые мотыльки в ярких обертках одежд. Короткие юбки. Чулки сеткой. Топы блестящие. Всклоченные волосы и терпкие духи.

Смех.

Дашку не воспринимали всерьез. Мент? Вот она-то мент? Издеваешься, девочка? Какая профилактическая работа? Некому тут с тобой лясы точить. Стоят люди… просто стоят. Девушкам что, у дороги и постоять нельзя? Ее не боялись, точно знали: Дашка не станет задерживать. Силенок не хватит. Терпели. До одного дня.

– Слышь, – к Дашке подошла Лялька, крупная дебелая девица, которая носила только розовое. – Тут базар к тебе есть… дело такое… короче, вчера Маньку сняли и с концами. А на другой точке тож девчонка уехала и все… и еще бают, что призрак вернулся. Уже многих… того. Девки работать боятся.

Она не просила о помощи, но говорила так, что становилось ясно: если Дашке вдруг захочется помочь, то все эти женщины будут ей благодарны.

Но что она могла сделать?

Заставить подать заявление о пропаже Маньки, которая приехала нелегально? Ее вообще не существовало для системы, как и других, пропавших без вести. А Дашкино начальство не желало вешать на шею заведомо бесперспективное дело.

Призрак? Убивает? Пока убивает тихо, то и бог с ним… Дашке что, заняться больше нечем? У нее вот по драке отчет не подготовлен. И кража со склада супермаркета висит. Мошенники опять же… чего Дашка лезет, куда ее не просят?

Место!

А она ослушалась команды. Это было неправильно. Рискованно. И вообще безумие.

Зима на трассе. Коченеющие ноги. Ветер, продувающий пуховик. Щеки, которые после первого же добровольного дежурства шелушатся. И девчонки в мини-юбках и кожанках.

Сумасшедшие.

И никому, кроме Дашки, не нужные.

Машины. Номера. Рассказы девчонок. И очередное исчезновение. Страх, что накапливается. Надежда – Дашка не имела права ее обмануть. Понимание, что ничего-то она не может.

Тело в переулке.

И наконец, вынужденно открытое дело. По убийству гражданки Ольги Ступиной. Ляли.

– Сама дура, – сказала Дашке девица с огненно-рыжими волосами. И Дашка, глядя на эту девицу, удивлялась тому, что не замечала ее прежде. Не из-за волос – парик, – но из-за поразительного сходства с Алиной. У Дашки мелькнула даже нехорошая мыслишка про Алининого отца, но позже она ее отбросила. Сходство было лишь внешним, поразительным, но… не более того.

– А ты не дура, значит?

– Я? – девица приподняла бровь. – Я живая. И живой останусь. А знаешь почему? Потому как не сажусь в стремные тачки… и ей не следовало бы.

– Что за машина?

Девица вытянула губы, точно хотела поцеловать Дашку, и поинтересовалась:

– А мне что с этого будет?

– Моя горячая благодарность.

С каждой минутой она все сильнее злила Дашку. И злость грозила перейти в состояние неконтролируемое.

– Благодарностью сыт не будешь, – Карина смерила Дашку презрительным взглядом. – А с паршивой овцы хоть шерсти клок. Шапку давай.

Шапка была норковой. Новенькой. Ее мама привезла из Германии. В комплект входили вязаные рукавички и норковая же муфта. Дашка никому не призналась бы, до чего нравятся ей эти вещи. А тут отдать…

– Хочешь инфу – гони шапку, – велела Карина, ногу на ногу закидывая.

– Давай я лучше заплачу?

– А давай ты не будешь решать, чего для меня лучше?

Шапку пришлось отдать. И, наверное, это было глупо, но Дашка иначе не умела. Ведь если разобраться, то шапка – это только шапка. Карина дала подробное описание не только машины – она и номер запомнила, – в которую села Лялька, но и водителя.

Его пригласили на беседу, и он, заглянув Дашке в глаза, усмехнулся. А потом взял и заговорил. Он помнил каждую жертву, которых было много больше, чем предполагала Дашка, – Призрак убивал годами. И, не полагаясь на память, записывал убийства в дневник.

– Я помогаю очистить город от грязи, – сказал он, завершив рассказ. – А это ваша работа, между прочим…

Именно тогда Дашка поняла, что сделала правильный выбор.

Но это было раньше. А теперь Карина Бражкина стала Кариной Алексеевской, невестой успешного предпринимателя, мецената, столпа общества и прочее, прочее, прочее… и леший бы с ними, без Дашки разобрались бы. Но вот невеста исчезла, а столп общества к Алине руки потянул.

Как Дашке в стороне усидеть?

– Разрешите вас пригласить? – гость со стороны жениха – чтоб ему до утра икалось за Дашкины волнения – протянул руку.

Смутно знакомый тип.

– Вы меня, наверное, не помните. Но мы встречались. В суде.

– Обвиняемый? Свидетель?

Дашка приглашение приняла. В конце концов, если кто и сумеет пролить свет на происходящее, то друзья Лехи. И подруга, которая медленно нажиралась в гордом одиночестве. Видать, топила в алкоголе несбывшиеся девичьи мечты.

– Юрист, – он сдержанно улыбнулся, давая понять, что оценил шутку. Но Дашка не шутила. У нее вообще чувство юмора было специфическое, к малознакомым людям неприменимое. – Хозяйственный суд – моя прерогатива. Мы просто пересекались. В здании. Но я вас запомнил.