– Дурак, – сказал врач, выдавливая изо рта густые сгустки. – Ты… не понимаешь…

Антон ухватился за штатив хирургической лампы и с ревом повалил ее на пол. Она упала с треском, замигала и погасла. Антон взглянул на операционный стол – парнишка смотрел на него испуганными глазами. Он был полностью раздет – скелет, с торчащими ребрами. И на его теле чернел этот страшный шрам. Его руки и ноги были привязаны к столу кожаными ремешками. Антон оглянулся на врача. Тот все также сидел на полу, среди раскиданного хирургического оборудования и ощупывал ручку скальпеля.

– Что вы искали? – Антон присел на колени. – Ну?! Что Гаспар хотел вынуть из него?!

Врач захрипел, забулькал – его рот растянулся в улыбке.

– Пошел… ты, – прохрипел он. – Ты… даже… не представляешь… что пытаешься… спасти…

– Человека, – сказал Антон, обернувшись к разделочному столу. – Я пытаюсь спасти человека.

– Он… уже… не человек…

– Так кто он?! Ну?! Говори?! – Антон схватил врача за ворот халата.

– Тебе… не выбраться…

– Поглядим.

– Я… – врач поднял руку и вытер с подбородка кровь, – …выживу… и разрежу тебя…

Он схватил Антона за лицо, измазав в крови. Антон сбил его руку.

– Черт! – он поднялся. – Я знаю, где выход, гребаная ты мразь! – сказал он. – За картой в кабинете Гаспара!

Глаза врача блеснули злостью. Он попытался встать, но Антон ударил его ногой – усадил обратно на пол.

– Выкарабкаешься – я весь твой. Но сначала – выкарабкайся.

Антон подошел к столу, где был привязан парнишка и освободил его от ремней.

– Айк… Айк… ольно… плохо… – замычал парнишка, глотая слезы.

– Я знаю. Знаю, – сказал Антон. Он помог ему подняться. Прижал к себе. Погладил по сальным, свалявшимся волосам.

На крючке у стены висел халат – Антон кинул его парнишке.

– Оденься.

Кое-как тот натянул на себя халат.

– Надо убираться. Пошли отсюда!

Они направились к выходу.

– Постой! – Антон схватил парнишку за рукав. – Постой…

На стене слева, на г-образных крюках, висели инструменты. Ножовка со сменным полотном, несколько зубчатых кругов на электрическую пилу и кусачки с длинными ручками, на режущих кромках которых Антон заметил прилипшие ошметки плоти. Когда-то он считал, что тело человека – это храм и после смерти в нем происходит нечто особенное. Эта вера разрушилась еще в академии, когда их, молодых и веселых, привели на экскурсию в морг, где судмедэксперты проводили вскрытие. На столе лежала пожилая женщина – с открытым ртом и распахнутыми глазами. Ее дряблое тело, словно бы стекало со стола. Обвислые груди со сморщенными сосками свисали набок, как истощившиеся бурдюки. Седые кудряшки в промежности скрывали высохший срам. В смерти нет романтики. Антон не помнил, кто это сказал. Но он бы выразился иначе – смерть ужасна. То, что тогда лежало на столе – и было ею, в полном понимании слова. Ничего лишнего – смерть для всех должна выглядеть одинаково. Старухой на разделочном столе. Ее тело не было храмом – его вскрыли, выпотрошили, как козу. Антон помнил отвратительный хруст, когда судмедэксперт, в полной тишине, такими же кусачками, какие висели сейчас на стене, перекусывал старухе кости. А после осторожно запустил свои пальцы между ее ребер и одним рывком вырвал грудину из окоченевшего тела, высвободив из костяного плена сердце и легкие.

Антон снял увесистые кусачки со стены.

– Теперь пошли, – сказал он и обернулся на врача. Тот все еще дышал, держась руками за торчавший из тела скальпель.

Этот не жилец, – Антон схватил паренька за тощую руку, выше локтя, потому что только там мог нащупать хоть что-то в рукаве, и потащил к выходу. Парнишка замычал, начал упираться босыми ногами, собирая раскиданный по полу хлам.

Антон отпустил его.

– Ты мне доверяешь?

Глаза смотрели на Антона с испугом. Они не знали, что такое доверие.

– Ты сдохнешь здесь, – спокойно сказал Антон. – Они придут. И ты вернешься туда, – он ткнул пальцем в разделочный стол. – Хочешь?! – палец Антона нацелился пареньку в грудь. – Вот так. Хочешь? – он провел пальцем от груди до пупа. – Хочешь, чтобы тебя разрезали?!

– Н-н-н… н-ет, – заикаясь, выдавил сквозь зубы парнишка. Тощий скелет в халате – призрак из старого фильма. Его вытянутое лицо, заросшее пучками волос, дергалось и шевелилось, как будто под кожей ползали десятки паразитов. Красные, обсосанные губы чмокали, выставляя напоказ гнилые зубы.

Мог ли он говорить осознанно? Антон верил, что мог.

– Тогда пошли, – сказал он, и они прошелестели сквозь завешанный полиэтиленом дверной проем. И тут же, на выходе, столкнулись с Гаспаром. Он был один – позади коридор был пуст и безмолвен. Чертов вояка – сухой, поджарый – в военный брюках, туго зашнурованных берцах и расстегнутом кителе, под которым рябила полосатая тельняшка. Он уставился на Антона, испачканного кровью, потом перевел взгляд на парнишку в белом халате, и попытался выдернуть из кобуры револьвер. Но Антона ценили за то, что он не колебался. Резким ударом кусачками, он перебил Гаспару запястье, а вторым ударом – в голову – отбросил главнокомандующего сопротивлением к стене. Антон заметил у Гаспара кровь на лице, когда тот, с хрипом, сползал по кирпичной кладке, оставляя на ней бурые полосы. Он все еще пытался выхватить револьвер, но руки не слушались и он обмяк, закатив глаза.

Антон отбросил кусачки в сторону и сдернул у Гаспара с пояса связку ключей. Выдернул из кобуры тяжелый пистолет, сунул его за пояс, а потом схватил парнишку за рукав:

– Вот теперь – бежим!

И они побежали. По красному ковру, затираемые белыми кирпичными стенами, как льдом. По изогнутой струйке подземного коридора. К единственному спасению, которое вытянуло бы их на поверхность, из этой страшной, подкроватной тьмы.

В шахте лифта горел свет. Несколько плафонов, связанные проводами, тянулись вниз по стене, как если бы сюда спустили гирлянду. Между платформой лифта и коридором, лежала широкая доска – мостик, по которому Гаспар спустился в этот устланный ковром коридор.

– Давай, быстрее, – Антон подтолкнул паренька к мостику. Он знал – медлить было нельзя. Если их схватят, вряд ли смерть окажется быстрой.

Парнишка ловко пробежался по шаткой доске.

– Молодец, вот так, – Антон осторожно, стараясь не оступиться, последовал за парнишкой. Когда он оказался на платформе, лифт качнулся, и доска свалилась вниз, в черную дыру.

– К черту!

Он дотянулся до рычага – лязгнули механизмы, и вся шахта наполнилась гулом. И платформа лифта, раскачиваясь из стороны в сторону, поплыла вверх.

Антон задрал голову – дверь шахты была отперта. Теперь, при свете электрических плафонов, ему не приходилось щуриться, чтобы это разглядеть.