обернув в голубую скатерть, Зинаида оставила продукты на столе, взяла из ведра карасей, вложила наволочку с грязным бельём в белые руки женщины, и сказала:

– Пойдём ко мне, поможешь бельё донести и выстирать. И прибрать тебя надо, да одеть, негоже сразу мужчине в голом виде показываться.

– Почему? – спросила женщина.

– А ты где видела, чтобы люди голыми ходили? Одеваются. Скрывают срамные места. Ты, я вижу, ни школ, ни университетов не заканчивала. Пойдём, немного тебя подготовлю, расскажу, как надо с мужчиной жить, а то выбросит он тебя обратно в реку – Зинаида повела Рыбу по Ван Гоговской вьющейся дороге. Та не упиралась, шла послушно и лишних вопросов не задавала. Никто из соседей им не встретился, только почему-то на дорогу вылезли все окрестные коты и кошки. Они сидели на крышах и заборах, вились вокруг ног и с интересом посматривали на белокурую женщину в голубой скатерти. Так, в окружении заинтересованных кошек, бабушка и её напарница вошли во двор и закрыли за собой калитку.

После переезда к Валерию, Соня заняла вещами, своими и девочек, освобождённый шкаф, посмотрела на всё глазами, потрогала руками и попросила домработницу пойти в отпуск. Та с радостью согласилась, ибо было лето, и дача её тосковала без постоянного присутствия хозяйки, и у неё были внуки, насмотреться на которых дня не хватало. Соня же, аккуратная и требовательная к себе, переложила все домашние обязанности на свои худенькие плечи. Девочки быстро нашли подружек во дворе, оживились и пропадали на улицах с утра до позднего вечера с небольшими перерывами на обед, хватание сладкого в кулачки и убегание обратно во двор. Теперь Валерий обедал не в больнице, а прибегал домой посмотреть на Соню, поговорить с ней и поесть. В еде он был не привередлив. Соня варила борщи, лепила пельмени, придумывала салаты. В больнице что-то изменилось. Изменился даже воздух, которым дышали больные – всем им казалось, что пахнет то ли травами, то ли корицей, то ли яблоками. Валерий улыбался всё чаще, и постепенно, и его привычный груз становился легче, а потом, спина его распрямилась, походка стала лёгкой. Он порхал с этажа на этаж. Персонал смекнул, что всё дело в Ней, но всего персонал, конечно, не знал и даже не догадывался, как Валерия тянуло домой. Нет, он не перестал быть фанатично преданным медицине, но, вдруг, перераспределившись, осознал, что у него появился дом. Оказывается, в слове «дом», кроме стен, крыши и очага, содержалось что-то ещё. Соня впервые не думала о завтрашнем дне, не рассуждала, не давала обещаний, жизнь и так была полна риска. Её вынесло к мужчине, который сразу стал для неё родным, и долгого пути из далёких – в близкие не было. Не было периода адаптации, сомнений и само копания. После освоения дома Соня посетила городские достопримечательности, зашла в храм, в библиотеку, взяла несколько книг. Город её понравился, но даже если бы он оказался уродливым, для Сони он строился сейчас вокруг больницы, потому что туда уходил Валерий. Это было просто – ждать человека, который уходил, а потом, возвращался разным, порой, раздражительным и злым, иногда опустошённым. Ему надо было выговориться, осознать всё то, что произошло за день, пережить потери. Валерий Петрович был воином. Врачеватель всегда воин. Соня пока отказалась от курса медсестёр. Ей хватало того, что она ведёт дом, и забот о девочках и Петровиче. От её анемичности не осталось и следа. Привыкнув к одиночеству ей поздно было бояться одиночества, не было острой нехватки общения, не было стремления находиться на виду.

Надежда Васильевна стояла с телефонной трубкой в руке, и никто не мог ей помочь. Светка была на огороде, Иван ушёл за провизией. Если бы кто-то увидел её в этот момент со стороны, решил бы, что она получила известие о смерти или тяжёлой болезни родственника: «Да, – сказала она дрожащим голосом, – Всё хорошо у нас. Здоровы… конечно… приезжайте, мы ждём», – и после разговора присела на пол. Сил дойти до огорода, и поговорить со Светкой не было. «Тише, тише! Как успокоиться то? Ваня придёт не раньше, чем через полчаса. Дожить бы. У Антона появилась женщина. Она не любит его. Она использует их сына. Ох! Как трудно быть матерью. Почему Антон выбрал именно её? Неужели нельзя было найти невесту, ещё не вступавшую в брак? У неё трое детей… Уже есть дети! Почему её собственные дети живут не по правилам? Не знаешь, чего ждать от них. Как она будет смотреть в глаза этой женщине? Ведь надо будет пытаться быть приветливой. А с детьми как? Они чужие… Не дам благословения. Приедут, переночуют, и пусть уезжают обратно! А Антон? Он уже взрослый, всегда принимал решение сам и никогда ничего никому не рассказывал, делился только со Светой. Все уже смирились, что он живёт один, и тут, на тебе…»

– Мам, ты что на полу сидишь, плохо тебе? – Светка вбежала с улицы вся красная от того, что пол дня провела, уткнувшись в грядку.

– Плохо, доченька.

– Корвалолу накапать?

– Антон…

– Что с ним, встревожилась Светка?

– Женится.

– Что? Мам, Антон женится? – Светка вдруг запрыгала и захлопала в ладоши. Этого не может быть! Этого же не могло случиться! Я уже и не мечтала. Чего же ты расстроена?

– Он женится на женщине с тремя детьми.

– Мам… А ты не ошиблась? Ты с Антоном разговаривала?

– С ним.

– Значит, всё серьёзно. Дела плохи. Хотя… он никогда не искал лёгких путей. Ладно, мам, раньше времени не умирай. Потом, ему же с ней жить, а не тебе.

– Они приезжают завтра. Все.

– Вот это приключение! Дети грудные есть?

– Нет.

– Жаль, люблю грудных детей. Мам, прости, я опять говорю что-то не то. Давай лучше подумаем, как их устроить лучше, где им спать. Не бойся, сейчас отец подтянется, всё обсудим, ты же не одна, в нашем полку есть ещё герои. Пошли лучше пыль мести, кровати готовить, окна мыть, стресс, он движением снимается.

Пока женщины мели и мыли, нарисовался Иван Кузьмич с крупой, сахаром, маслом, хлебом и сигаретами. Двор пустовал. Все окна в доме были настежь распахнуты и где-то в глубине скребли и шуршали женщины.

– Женщины! – крикнул Иван Кузьмич.

Но увлечённые, жена и дочь не услышали Кузьмича. Заинтересованный, отец семейства вошёл в дом и повторил приветствие. Шум стих, и к нему вышли Света и Надежда Васильевна.

– По какому случаю генеральная уборка?

– Пап, только ты не волнуйся… Антон завтра приедет.

– А траур в связи