Я изобразила улыбку.

— Ты прав, Рома. Мы сидим в ресторане шикарного отеля в Сочи явно не от хорошей жизни.

Он засмеялся.

— Ты поняла, о чём я. Между прочим, если я и должен сидеть здесь, то с женой, в медовый месяц. А я сижу здесь с тобой. Не в том смысле, что я этому обстоятельству не рад, Боже упаси.

Просто хотелось бы ласки и любви, а ты на меня шипишь без конца.

— Вот найдёшь свою жену, и проси её о ласке и любви. Я при чём?

— Ты не при чём. Твоё имя только в моём паспорте написано.

— Это недоразумение, и мы с тобой этот вопрос уже прояснили. И не раз.

— Формальности, формальности. Ты бюрократ.

— В первую очередь я свободная женщина. Незамужняя.

— Прозвучало, как угроза. Пойдём по магазинам? — Он смотрел на меня, щурясь, как кот, и улыбался. Откровенно соблазнял, а я, разомлевшая от яркого солнца и отпускного настроения, которое накрыло меня с головой, не смогла отказаться. А этот иезуит ещё и уточнил: — Я при примерке купальников присутствовать могу?

— Можешь постоять у кассы, — разрешила я.

Роман Евгеньевич откровенно вздохнул, притворяясь не на шутку расстроенным.

— Как всегда. Никакой справедливости.

Не знаю, чего я ждала, например, что мы найдём Ладу (если она всё же в Сочи, как утверждал Рома) в этот же день, приедем и встретимся, на том же пляже? И поэтому я постоянно оглядывалась и крутила головой по сторонам. Высматривала сестру, ждала, что вот-вот её увижу, а Рома меня бесконечно одёргивал.

— Липа, это глупо.

— А ты чувствуешь, она здесь?

Рома кинул на меня растерянный взгляд.

— Что значит «чувствую»?

— Ты же её муж. Ты её любишь. Как сам говоришь…

— Она мерзавка и шлюха, я таких не люблю.

— Правда? — поразилась я. — И твоя любовь просто взяла и прошла? Как только ты решил, что она мерзавка?

Мы остановились в ожидании лифта на первом этаже огромного торгового центра, и вышло так, что Рома, после моих вопросов, уставился мне в лицо, с каким-то непонятным выражением, будто я говорила абсолютные глупости, а он, как человек взрослый и здравомыслящий, никак не мог понять, чего я от него хочу добиться. Даже руками развёл.

— Причём здесь любовь?

— Но ты ведь на ней женился, — старалась добиться я от него ответа. Он молчал, и тут уже я руками развела. — Я тебя не понимаю. Я, вообще, не понимаю мужчин.

Двери лифта перед нами открылись, мы вошли внутрь, и я на несколько секунд, но удостоилась довольно властного прикосновения. Ладони Ромы легли на мою талию, чуть сжали, и вот за нами уже двери закрылись, и я поторопилась отступить на шаг. Роман Евгеньевич спорить не стал, и даже сделал вид, что ничего не понял и не заметил. Очередное маленькое недоразумение.

Правда, после недолгого молчания, Рома сказал, явно выражая своё недоумение:

— Как вы можете быть такими одинаковыми и такими разными одновременно? Липа… то есть, Лада, совсем не романтик. И мне, признаться, это нравилось в ней.

Я шумно выдохнула, изображая облегчение.

— Вот и хорошо. Значит, мы с тобой абсолютно разные. И друг друга не поймём никогда.

Он улыбнулся.

— Я люблю всё новое, Липа. Меня это заводит.

Лифт остановился, двери открылись, и я поторопилась выйти из кабины.

Покупки заняли около часа. Я купила пару купальников, несколько парео, ещё шляпу и кое-что по мелочи. Роман Евгеньевич намекал, что готов к более серьёзным тратам, но я, будучи девушкой воспитанной и скромной, твёрдо заявила, что больше ни в чём не нуждаюсь. Но, произнося эти слова, старательно отводила глаза от витрины, в которой красовалось платье, невероятного бирюзового цвета, со свободного покроя рукавами и ручной вышивкой по лифу и подолу. И Роман Евгеньевич, по всей видимости, мой интерес заметил, потому что улыбался и хитро щурился. Но, когда я отказалась от дальнейших покупок, спорить не стал. Забрал у меня пакеты с обновками, и мы направились к выходу из торгового центра.

Про платье я перестала думать только на пляже. Оказалась у моря, и в первый момент просто замерла, наслаждаясь видом и ощущением мягкой волны, накатывающей на мои ноги. Вокруг люди, но как это бывает на пляже, внимания никто ни на кого не обращал, все были заняты исключительно собой, и поэтому я не одну минуту простояла, чувствуя блаженство, раскинув руки и подставив лицо солнцу. От удовольствия хотелось петь.

— А ты ехать не хотела, — проговорил мне на ухо Роман Евгеньевич, посмеиваясь. Я глаза открыла, обернулась на него через плечо, но он уже отстранился, прошёл мимо меня в воду, и тут же нырнул в глубину. Я наблюдала за ним, нервно подтянула узел парео на груди, затем по сторонам огляделась. Кругом люди на солнце жарятся, а у меня мурашки по всему телу.

Когда Рома вернулся, я уже сама успела поплавать, и теперь сидела на удобном шезлонге и была увлечена тем, что втирала в ноги крем для загара. У меня было несколько тюбиков разной степени защиты, это была целая наука. Мужчинам не понять, насколько трудно добиться ровного, идеального загара, сколько на это требуется времени и трудов. И я была очень увлечена, даже не притворялась, почти, и на Романа Евгеньевича, выходящего из воды, не смотрела. И без того знала, что с его фактурой и ростом, посмотреть было на что. Я же видела его без рубашки, зрелище впечатляющее. И дело не в его спортивной подготовке, просто некоторых природа награждает от всей души. Там на самом деле косая сажень в плечах, а эти руки, при необходимости, согнут шпалу. Я была в этом уверена. И Рома прав: ранее меня судьба с подобными экземплярами не сводила, всё было куда скромнее и интеллигентнее. И надо сказать, что спокойнее. По крайней мере, я себя стеснительной никогда не считала, а тут глаза отвожу и мурашками покрываюсь. Не к добру это. К тому же, в нашей с ним неоднозначной ситуации.

Рома лёг на соседний шезлонг, вытянулся в полный рост и довольно выдохнул:

— Красота. Я летом на море года три не был.

— И я.

— Значит, был смысл поехать, в любом случае. — Он потянулся за тёмными очками, но я успела заметить, что внимательно наблюдает за тем, как двигаются мои руки по моему бедру, втирая крем. И даже спросил:

— Тебе помочь?

Я кинула на него выразительный взгляд.

— Не приставай ко мне.

— Не могу не приставать. Я же живой человек. Даже очень живой.

Я закрыла крем и легла, решив игнорировать его притязания. Подставила подготовленное для загара тело солнцу. А Рома ткнул пальцем в проходящего мимо парня.

— Вот, и он не может. — А следующая реплика была уже не в мой адрес: — Шагай, давай. Нечего глаза пялить. Это моё.

Я стукнула этого рыцаря по руке и попросила: