Давид не помнил, сколько просидел так: минуту, две… А потом, ощутив, что по-прежнему сжимает нагретую сталь револьвера, обернулся.

Улица была пуста. Лейла исчезла.

Утреннюю привокзальную тишину Пальма-Амы оглашали редкие гудки паровозов. Старику Давид соврал: сказал, что едет проведать отца. Об их старинной размолвке он никогда и никому не рассказывал. И после недолгого ожидания сел на поезд, который повез его вовсе не в столицу, а в противоположную от Галикарнасса сторону – на восток, в Жерон. В кармане путешественника лежала новенькая колода карт, купленная в «Алой розе».

Устроившись у окна, Давид смотрел на проносящийся мимо преображенный весной мир. Молодой человек был собран как никогда. Под его ногами разверзлась земля и черная пропасть грозила падением. Он должен был восстановить равновесие. Перебороть реальность, с которой никак не мог примириться.

Сделать это было сложно, но так необходимо!

В полдень того же дня прямиком с вокзала Давид направился в издательство, отпечатавшее карточный тираж, и уже там, после долгих уговоров, получил адрес художника Паоло Вазионари, создавшего этот шедевр.

Еще через час Давид входил в гостиную, представлявшую собой изысканный музей всяческого хлама. Паоло Вазионари, по всему – стареющий дамский угодник, обладатель веселого и проницательного взгляда, усадил его напротив себя.

– Я коллекционирую карты, – объяснил Давид. – Мне бы хотелось узнать, кто придумал эти лица? Вы?

И он положил перед художником на старый ломберный столик новенькую колоду из «Алой розы».

Вазионари добродушно усмехнулся.

– Конечно, не я. Это всего лишь копия старинных карт.

– А вы не смогли бы мне их показать? – попросил Давид.

Вазионари пожал плечами:

– Почему бы и нет? Мона, милая, – обернулся он к брюнетке в ярком халате, что курила в дверях папиросу, заправленную в длинный мундштук. – Принеси мне эту колоду – она лежит в перламутровой шкатулке. – Дама вышла, а Вазионари вновь улыбнулся. – Только давайте условимся сразу – оригинал я вам не продам. Такой уговор вас устроит?

Очень скоро на ладонь Вазионари лег старый-престарый деревянный футляр, украшенный миниатюрой.

– И прошу вас, будьте осторожны, – сказал художник, бережно кладя перед гостем свое сокровище.

– О, не беспокойтесь! – улыбнулся Давид, внешне стараясь оставаться невозмутимым.

Но сердце его бешено заколотилось, едва он открыл деревянный футляр и вытащил разбухшую от ветхости древнюю колоду. Лица, проходившие мимо него, были как две капли воды похожи на лица с новой колоды. Вот дама треф – милашка с голубой розой в тонких пальчиках. Румяный бубновый валет, так и не пригодившейся ему в злополучной игре с Цезарем Мауросом. То, что он искал, оказалось почти в самом конце. Дама пик! Смуглое лицо Лейлы, обрамленное высоким париком.

Ее улыбка, глаза…

– Однако, господин Гедеон, я не предполагал, что игральная карта способна так преобразить человека! – усмехнулся Вазионари.

– Скажите, – проговорил Давид, – вы верите в то, что одно и то же лицо имеет способность возвращаться?

– Почему бы и нет, – откликнулся тот. – Кровь – штука непростая. И в наше время может всплыть лицо Фридриха Великого! – Он внимательно поглядел на молодого человека. – Вы встречали женщину, похожую на эту?

– Возможно, – тихо проговорил Давид. – А где, вы думаете, могли быть изготовлены эти карты?

– Этого я не знаю, – ответил художник. – Настоящий их футляр утерян. Возможно, они напечатаны здесь, в Жероне. А может быть, и нет. В нашем городском музее есть один специалист. Когда-то он хотел стать художником, но для этого у него не хватило таланта. Личная драма доконала его. Он стал прекрасным искусствоведом, книжным червем, хранителем древностей. Скарлен – добрый старик, хоть от него и не добьешься ни одного хорошего словечка! Он чихает от пыли, боится и ненавидит свет, как самый древний крот, потому что живет в своем музее. За эту карту, молодой человек, я возьму с вас залог – тысячу наличными. Без нее моя колода потеряет ценность. Так что не обижайтесь. Музей в десяти минутах ходьбы отсюда.

– Что? От кого? От Вазионари? От этой бездари?! Гоните его прочь, немедленно… Впрочем, подождите, пусть войдет.

Старческий, полный неприязни и раздражения голос Давид услышал, стоя в темном коридоре музея – холодном и мрачном, с потолками такой высоты, что, казалось, каждый, кто попадал сюда, оказывался на дне глубокого колодца.

– Итак, сударь, что вам от меня нужно? – едва Давида провели в кабинет, спросил его старик с морщинистым вздорным лицом, в засаленном сюртуке и нарукавниках. Архивариус стоял над фолиантами и журналами, завалившими его стол, подбоченясь, высоко задрав правую бровь. – Говорите же, у меня мало времени!

Перед стариком легла старинная карта.

– Господин Вазионари сказал, что кроме вас никто не сможет определить время и место ее изготовления.

Подозрительно поглядев на гостя, старик взял подвижными, словно у мальчишки, пальцами кусочек картона.

– Этой карте приблизительно сто двадцать лет, молодой человек. Может быть, чуть больше. Видите вот эту золотую краску? Даю голову на отсечение, печаталась она не в Жероне. Здесь такого оттенка сроду не было. Я хорошо знаю местную печать и ее палитру. Скорее, эта карта родом из Галикарнасса. Постойте-ка…

Старик подошел к стеллажам, забрался по лестнице в пять ступеней на верхнюю площадку, обратив к Давиду всклокоченный седой затылок и тощую спину в обветшавшем сюртуке.

Наконец он зацепил пальцами толстый корешок и вытащил объемистую книгу. Старик полистал ее и запихнул обратно. Со вторым и третьим фолиантом случилось то же самое. С четвертым старик спустился на землю и подошел к столу.

– Смотрите, – сказал он, поманив Давида пальцем. – Это Вергилий, Галикарнасс, 1788 год. Издательство «Королевский двор». Присмотритесь к заголовку. А теперь взгляните-ка на это золото, – желтый ноготь старика заскользил вдоль сверкающего шитья на платье дамы пик. – Видите? – Он тут же достал из ящика стола лупу и для пущей верности ткнул линзой, оправленной в кость, в то и другое золото. – Оно так же отливает изумрудным, как и шитье на платье вашей красотки.

Давид оживленно кивнул.

– Голову даю на отсечение, что это Галикарнасс, – проговорил старик. – Только зачем вам все это?

– Мне хотелось бы узнать об изображенной на карте даме. О ее… прошлом. Если, конечно, это возможно?

– Возможно другое, молодой человек, что ваша дама – плод художественного воображения. Вам бы следовало побеседовать на эту тему с самим художником, да вот, боюсь, он умер лет сто назад! Но если у вас есть желание и возможность тратить на свои фантазии деньги и время, я могу вам посоветовать в Галикарнассе одного человека. Это мой старый товарищ по академии – Феликс Грумм, один из братьев-близнецов. Я дружил с обоими. Феликс опередил Астольфа на одну минуту – и так и остался первым во всем! Великолепный эрудит. Профессор Академии художеств. Поезжайте к Феликсу Грумму – вы развеселите его куда больше меня!