Астольф Грумм свернул письмо, выудил из коробки другое, заранее приготовленное, и сказал:

– Это письмо Камиллы написано двумя годами позже своему брату Александру, служившему при дворе короля в Галикарнассе. Тон послания иной. Вот отрывок: «Помнишь, милый Александр, я спросила тебя однажды, кого можно бояться и обожать одновременно? Ты ответил мне: языческого бога. Ее светлость обожает и ненавидит баронессу именно таким, языческим обожанием и языческой ненавистью. Мне кажется, наша баронесса просто околдовала ее. Она похожа на волчицу, наделенную умом человека. Стоит только заглянуть в глаза госпожи Морр, как сразу поймешь: она никого не любит!» Почему такая разница в тоне посланий? Все дело в способе доставки письма: Кристоферу Гранадскому письма шли по дипломатической почте, брату Камиллы – через доверенных лиц. А вот еще одно письмо Камиллы – Александру.

Астольф Грумм развернул новый пожелтевший листок.

– Это письмо, пожалуй, заинтересует вас больше остальных: «Господин Валантен пишет нашу принцессу в окружении ее дам: баронессы Морр, графини Санегской и вашей сестры. Я не смогла отказать Матильде, и теперь приговорена следить за ястребиными глазами господина Валантена два часа каждый день. Между прочим, развлеку тебя (а может быть, и устрашу) увлекательными подробностями из жизни баронессы Морр, чьи африканские черты, вернее, их тень, иногда вновь завладевает чьим-то умом. Но ответ всегда один: прабабка Аделаиды была мавританкой. Так вот, слушай. Герцогиня Аспазия Жеррадон, древняя старуха, пересказала мне две короткие, но восхитительные истории. Прадед Аделаиды, человек одержимый страстями, во время загадочной поездки в Египет на поиски таинственного города, куда якобы является время от времени сам дьявол, взял себе в жены красавицу-мавританку – дочь могущественного в тех краях вождя-каннибала. Эти людоеды поклонялись князю тьмы в образе женщины и ее верному спутнику – черному ворону. Воспылав к юной людоедке, барон Морр увез ее тайком от отца. За ними была погоня, но они, после кровавой битвы, спаслись – доплыли до Европы и жили не обвенчанными до самой смерти барона Морра. И вот, прошло больше века, но в глазах Аделаиды, а главное, я уверена, в ее душе – живет чернокожая красавица-людоедка! Вторая история будет почище первой, дорогой Александр. О Моррах якобы ходит легенда, события которой – ровесники правления Карла Великого. У одного из первых Морров, от разных жен, росли две красавицы-дочери – старшая и младшая. Первая – жгучая брюнетка, настоящая дьяволица, вторая – белокурый ангел. У отца двух сестер служил мальчик-паж, ровесник младшей сестры, недозревший Адонис. Однажды он купал лошадей в реке, нагишом, и сестры залюбовались им. И тут старшая помогла младшей раздеться и подтолкнула ее навстречу своей судьбе. Воистину – грехопадение в Эдеме!..»

Астольф Грумм, прервав чтение, непроизвольно нахмурился:

– Что с вами? Господин Гедеон? Вы очень побледнели… Это письмо имеет неизвестную мне силу?

– Может быть, – глядя на групповой портрет, откликнулся молодой человек. – Продолжайте, господин Грумм, прошу вас.

– Продолжаю: «Раскаявшись, девочка рассказала обо всем отцу. Однако бедняжке показалось этого мало – она утопилась. Мальчика-пажа древний Морр приказал оскопить, а старшую дочь выгнал из замка. И вот эта, да простит мне Господь, шалунья-баронесса, взяв с собой своего единственного друга – говорящего ворона, покинула отчий дом. Лишившись обеих дочерей, древний Морр умер от горя. А проказницу-баронессу более никто и никогда не видел. Правда, ходили слухи, что ее разорвала свора гончих псов, выпущенная на бродяжку егерями знатного феодала, славившегося своей жестокостью, но это уже не столь важно…»

Астольф Грумм свернул письмо.

– Это вся информация о баронессе Морр? – спросил у него Давид.

– Ну что вы! – воскликнул архивариус. – Здесь есть увлекательный рассказ Камиллы о том, как Робер Валантен, виконт и придворный художник, бежал от гнева принцессы Матильды. И о том, как этот же Робер Валантен, обманутый коварной баронессой Морр, убил на дуэли юного дворянина. Как я понимаю, шпага в руках Робера Валантена была настоящим жалом!..

– Постойте, – сказал Давид. – Вы сказали: «обманутый коварной баронессой Морр»?

– Именно так, господин Гедеон. Баронесса подставила этого юношу под клинок Робера Валантена, а сама осталась в стороне. Чертовка!

Давид закрыл глаза. Проулок, вспышка фейерверка. И голос: «Стреляй, Давид, не жди! Он убьет тебя. Стреляй же!» Выстрел – и человек мертв. Незнакомый ему молодой человек…

– История Матильды Ронвенсар закончилась неудачно, – разглядывая старинные письма, продолжал Астольф Грумм. – Она умерла от апоплексического удара в неестественно раннем возрасте – в двадцать пять лет. Представляете? – архивариус взглянул на молодого человека. – Но в ее смерти все чаще стали винить баронессу Морр, и той, к радости всего двора, пришлось покинуть Пальма-Аму. Куда она уехала – никому неизвестно. – Заканчивая повествование, Астольф Грумм откашлялся. – Пожалуй, я возьму с вас только половину означенной суммы, господин Гедеон, ведь благодаря вам я познакомился с такой исключительной фигурой, как баронесса Морр. Оставьте мне ваш адрес в Галикарнассе: если я найду еще что-нибудь интересное, то обязательно напишу вам!

В полдень у ворот Жеррадона остановился экипаж и оттуда степенно вышел носатый священник средних лет. Сутана до пят, плоская черная шляпа, темные очки. На лице – полное неприятие всех земных радостей. Этим священником был Давид – знакомые из театра на улице Старого Сапожника, где когда-то он играл, с радостью помогли своему коллеге.

Маскараду предшествовал звонок в Жеррадон. На коммутаторе его соединили с замком, но на просьбу пригласить хозяйку дома незнакомый голос ответил, что позвать герцогиню невозможно и настаивать на этом бесполезно. На другую просьбу – позвать к телефону фрейлину герцогини Лейлу – ответ превзошел все его ожидания: «В доме герцогини Равенны Руоль такого имени никто не знает!»

И вот теперь он стоял у запертых ворот замка. По дорожке к калитке шла женщина в переднике. Лицо ее было крайне встревожено.

– Что вам, святой отец? – спросила она.

– Мне необходимо поговорить с герцогиней, – с подчеркнутой вежливостью ответил Давид.

Крайне огорченная, горничная покачала головой:

– Боюсь, это невозможно, святой отец.

– Почему? Герцогиня уехала?

– Нет… То есть… Это невозможно, святой отец.

Священник-самозванец старался всеми силами не выдавать закипавшую в нем злость.

– Хорошо, дочь моя, тогда позови, пожалуйста, фрейлину Лейлу.

– Лейлу? – горничная удивленно посмотрела на гостя. – Но… я не знаю такой.

– Не знаешь? – улыбнулся Давид.

Ему вдруг захотелось ухватить эту женщину за волосы и оттаскать ее, так правдиво она лгала ему в лицо.

– Скажи, дочь моя, что происходит в доме? – голос его звучал вкрадчиво и требовательно одновременно. – Что здесь творится? – Он упрямо смотрел на горничную, не знавшую куда девать глаза. – Нехорошо лгать слуге церкви. Это большой грех!