мире или отправиться за хозяином. В любом случае, сказал он, ему ни к чему больше владеть чем-то в Аверсайде, поэтому он оставляет Лу все свое имущество, средства и лавку. И, чтобы девчонка могла вступить в право владения, им следовало проделать еще одну процедуру…

Лу впала в ступор; слушала и не верила своим ушам. Все было как в тумане. Они отправились в кузню. Седоусый кузнец, недовольный, что его разбудили, ворчал и не понимал, что от него хотят. Хартис продемонстрировал непонятно откуда взявшийся при нем документ, и кузнец разворчался еще сильнее, но за двойную плату впустил их внутрь. Только когда металлическое кольцо с лязгом разомкнулось вокруг шеи, Лу начала догадываться, что все это, похоже, не шутка и не сон…

Она впала в истерику. Хартис привел ее домой, успокоил, отогрел, напоил вином. Девчонка требовала и просила, умоляла и хныкала. Пообещай, что не уйдешь, что не оставишь меня здесь… Хозяин улыбался. Ласкал ее. После этих долгих дней наконец снова был рядом, такой, как прежде – нежный, заботливый, надежный. И тогда Лу тоже успокоилась, отдалась порыву. Позволила заткнуть себе рот горячими поцелуями, тогда как слова обещания так и не слетели с губ хозяина. Позволила себе крепко уснуть после беспокойных, бессонных ночей, уснуть с надеждой, что наутро все образуется, что она убедит господина обратиться к знахарю и все встанет на свои места…

Глупо. Пройдоха Хартис обвел ее вокруг пальца. Когда Лу проснулась, его уже и след простыл.

Услышав от дозорного стражника, что мужчина отправился в этот путь пешком, Лу ощутила прилив надежды: она решила, что верхом непременно сможет нагнать его. Правда, знакомой синей накидки до сих пор нигде не виднелось, и чем дольше Лу ехала, тем чаще ей закрадывались скверные подозрения: возможно, ведомый своим безумием, Хартис сошел с тракта, а пытаться найти его в простиравшейся вокруг необъятной степи – все равно, что искать иголку в стоге сена…

Разглядев впереди развилку, Лу нахмурилась и осадила лошадь, напряженно размышляя, куда повернуть. Темнеть начало слишком быстро, и, по ощущениям, слишком рано. Возможно, причина крылась в том, что, погруженная в свои непростые думы, она потеряла счет времени?

К тому моменту, как она достигла развилки, небо окончательно окрасилось в чернильно-синий. Легкий туман, с вечера окутывавший степь, становился все плотнее. Нашарив в заплечном мешке флягу, Лу глотнула воды и плеснула немного себе на лицо.

– Туман… Твой собрат, Дымка.

В ответ лошадь фыркнула, стукнув копытом и тряхнув гривой. Девчонка свернула на обочину, спешилась и немного постояла, прислушиваясь, но никаких подозрительных звуков не донеслось до ее ушей. Она еще помнила предупреждение шани Ниджат об опасностях на тракте, однако поймала себя на мысли, что отчего-то совсем не боится. Протяжно зевая, вытащила из мешка плащ и закуталась в него – становилось прохладно. Спать хотелось очень сильно.

Несмотря на сборы в крайней спешке, она успела захватить с собой огниво, правда, сейчас оно не пригодится – едва ли в таком тумане получится набрать веток для костра. «К чему вообще этот костер? – подумала Лу вяло. – Только внимание зря привлекать». Да и не так уж было и холодно, просто в сон клонило ужасно. Она немного отошла от дороги, даже не стала стреноживать лошадь – просто расседлала и отпустила пастись, веря, что та далеко не уйдет. Опустилась на землю и подложила поклажу под голову.

Что плохого может быть в том, чтобы покемарить пару-тройку часов, прежде чем возобновить путь?

Часть II. Лагерь Феникса

6 Лазарет

Чувства возвращались постепенно, словно медленно приближались откуда-то издалека, и казалось, что этот процесс растянулся на долгие мучительные часы. Сначала в теле, неродном, словно набитом ватой, появилась чувствительность, а вместе с ней ломота в костях и головная боль. Затем, усугубляя эту боль, в нос ударила вереница разных запахов, причем не самых приятных – среди них, в частности, отчетливо различался кисловатый запах пота и грязных ног. Наконец, доносящиеся со всех сторон разнородные звуки тоже стали обретать смысл, и из них хуже всего оказались голоса – если с другим шумом можно было как-то смириться, то речь, даже против воли, заставляла в нее вслушиваться. Что было нелегко, ведь голова продолжала раскалываться, а голоса доносилось отовсюду – тонкие и грубые, задорные и ворчливые, звонкие и тихие, – да и несли они к тому же какую-то тарабарщину.

– Что, жажда замучила? Небось кровушки попить хочется, а? Кончай пялиться на меня, бледная!

– Да кому ты нужен, на тебя и баргест бродячий не позарится…

– Слышали уже, ага… Чего глаза-то тогда горят, как будто драконью сокровищницу увидела?

– Вы двое, прекратите бухтеть. Я не могу сосредоточиться.

– А я в чем виноват, господин целитель? Я, что ль, сюда притащил эту нечисть?

– Я устал повторять! Муранский лазарет переполнен. Поступило распоряжение – до тех пор, пока не освободятся места, вне зависимости от расовой принадлежности класть сюда всех, кому нужно оказать помощь.

– Да пожалуйста, оказывайте… Вон арканчик бедный лежит, скоро дух испустит – ему помогите! А бледные – зачем их лечить-то? Пусть бы где упали, там и валялись, они же сами это… как его там… рене… гене… рируют!

– Я бы по твоей дурьей шаотской башке как следует рене-гене-рировала.

– А вот что до меня, так знайте, я не против, господин целитель, что мураны тут с нами лежат. Так скучно было, а тут хоть какое-то развлечение…

– Ага, щас. Лучше уж вернуться в строй, лишь бы не слушать, как эта бледная морда тут выделывается.

– Сам же ее и провоцируешь…

– Конечно, в строй его верни. Ты себя в зеркало видел, мяса кусок?

– Уж лучше быть мясом, чем кровососом, как ты…

– А ну живо заткнулись, иначе погружу в сон без возможности пробуждения!

Видимо, угроза возымела действие, потому что перебранка прекратилась и наступила относительная тишина, прерывающаяся время от времени тихим бормотанием, сопением и кряхтением.

Девчонка приложила прорву усилий, чтобы пошевелиться, но так до конца и не поняла, преуспела ли в этом – тело совсем не слушалось. Тогда она решила открыть рот и на фоне услышанной околесицы сказать хоть что-то толковое. Но и тут ждала неудача – все, что у нее вышло, так это лишь издать глухой, протяжный стон.

– Лу! – воскликнул поблизости голос, наконец, знакомый. – Ты очнулась?!

– Да неужто? Сколько же времени она провела на Распутье?

– Примерно столько, что еще немного, и ей был бы каюк.

– Элект Кэлис, не