Во сне? Или наяву?..

– Что она говорит? – послышался мужской голос.

– Не понял, – ответил другой голос.

Лидия узнала его. Это был голос Грушина.

– Значит, она приходит в себя? – спросил Грушин. – Это плохо. Игорь, давай-ка еще что-нибудь сделай. Она до вечера должна в этом состоянии пробыть, а лучше – до утра.

– Ну а зачем теперь? – возразил тот мужчина, которого Грушин назвал Игорем. – Уже были тут эти ваши – из райотдела, следователь из прокуратуры был. Смотрели на нее. Убедились, что барышня натурально в отключке, шоковая кома, течение которой непредсказуемо. Пустые ампулы от лекарств, которые применяются для выведения из этого состояния, я им продемонстрировал.

– Что? – настороженно спросил Грушин.

– Не дергайся, – успокоил Игорь. – Я же сказал: пустые ампулы!

– Ага, – усмехнулся Грушин. – Вас понял.

– Мои действия одобрили, – продолжал Игорь. – Убедил подождать… Не слишком мне, конечно, понравилось, что они охранника оставили, но он все же в коридоре сидит, я запретил в палату соваться… Пусть барышня лежит и отдыхает. Кстати, Грушин, тебе очень повезло, что сегодня Васильев дежурит! Иначе эта афера не прошла бы. Любой другой экипаж отвез бы ее в 5‑ю Градскую, которая сегодня по «Скорой» принимает, а там я бессилен.

– Васильев сегодня не дежурит, – сказал Грушин. – Его дежурство как раз утром кончилось. Он уже домой собирался, когда я ему позвонил. Если кто-то начнет проверять, почему на вызов примчался доктор, который по идее должен был бежать домой спать, поднимется большой шум.

– Во что вы меня втянули! – проворчал Игорь – без особого, впрочем, огорчения. – Добавить ей, говоришь? Слушай, не надо. Достаточно она сегодня получила и транквилизаторов, и нейролептиков, и всякой другой чуши. Сначала Васильев ее колол, потом я…

– Ты не понимаешь, – нетерпеливо сказал Грушин. – Если она очнется, то вскочит, выйдет в коридор. Если охранник это увидит, немедленно позвонит в райотдел. Ее сразу увезут в КПЗ, а что там с ней случится, я не знаю.

– Слушай, но ты же сам говорил, что все эти домыслы вокруг нее – это бред, – с тревогой пробормотал Игорь.

– Это бред, – согласился Грушин. – Но есть один человек, который это бредом не считает. Ему бы точно нейролептики не помешали, а он вместо этого общается с каким-то экстрасенсом и доводит себя до полного помешательства. Я бы его запер в психушку, да тут как раз это несчастье с Дугласом… теперь он орет, что арестовать девушку надо было еще ночью, тогда она не убила бы отца.

Она убила отца?!

Лидия содрогнулась, попыталась встать, но всей ее силы хватило только на то, чтобы пошевелить пальцами. Зато это усилие оказалось благотворным для полудремлющего мозга. С него словно бы черный колпак сорвали: обострился слух, вернулись воспоминания.

Деревенская околица, ночь, мужчина, который курил «Опал», полуголая женщина, железный волк – это все видения. Причуды воображения. А реальность – эти мужские голоса рядом. И то страшное, о чем говорит Грушин.

– Ты же говорил, он жив! – тихо воскликнул Игорь.

– Жив, жив, – успокоил Грушин. – Мне показалось, она слышит все, что мы говорим. Я хотел проверить. В самом деле слышит!

– Экспериментатор хренов, – с чувством сказал Игорь. – Слышит, еще как! Между прочим, некоторые коматозные от неосторожных реплик посетителей или врачей умирали!

– А твои комплименты она слышала? – насмешливо спросил Грушин.

– Много ты болтаешь, товарищ майор! – обиженно сказал Игорь. – Не знаю, слышала или нет, но с удовольствием повторю, что она очень красивая. Не женщина, а сказка!

Лидия так удивилась, что почувствовала, как у нее дрогнули брови.

Тотчас чьи-то прохладные пальцы охватили запястье, считая пульс, потом оттянули веки.

– Приходит в себя. Рановато, – озабоченно сказал Игорь. – Ладно, сделаю еще один укол. До утра точно проспит как миленькая, учитывая все проведенные процедуры.

– Игорь, ты сегодня в ночь? – спросил Грушин. – Будешь за ней присматривать?

– Куда я денусь! – удивился Игорь. – Только, ты знаешь, после этого укола ей никакой присмотр не нужен будет… говорю же, до утра проспит! Так, стоп, шприца нет. Сейчас схожу в процедурную, это здесь, на этаже. Ты подождешь?

– Мне уже пора, – с сожалением ответил Грушин. – Я еле вырвался. Сам понимаешь, сейчас из-за Дугласа все на ушах стоят. Я как раз собирался в архив запрос сделать по старым его делам, так мне теперь эти дела на блюдечке с голубой каемочкой притащили, людей в помощь дали… Надо ехать. Ты про укол не забудешь?

– Сдурел? – обиделся Игорь. – Пошли, прямо при тебе шприцы возьму.

– Погоди, – остановил его Грушин, – не помню, у тебя мой запасной номер мобильного есть? Вот, возьми на всякий случай визитку.

– Какое у тебя мыло смешное, – хихикнул Игорь, – я бы сказал, неприличное… пиарзбеймэйлру. Бей пиарщиков, что ли?

– Тьма египетская, – обиделся Грушин. – Языки учить надо! Во‑первых, не пиарз, а «пиа», pear, это же по-английски «груша». А с буквой S получается как бы прилагательное. Грушин. «Бей» – ну, глагол. Получается, Грушин, бей! Понял?

– Да я шучу, – примирительно сказал Игорь.

– А вообще надо бы мыло сменить, – вздохнул Грушин. – Это я по молодости придумал, когда считал себя круче вареных яиц, потому что стрижку «манчестер» носил. А теперь все чуть что – ржать начинают. Один чудак на букву М вообще сказал вместо «бей» – «гей», ты представляешь, что с ним было? До сих пор в косметический салон бегает, шрамы шлифовать. Честно, за… в смысле, достали с этим пиарзбеем! Ну ладно, вот с этим делом покончим – и точно сменю. Карточку не потеряй, но я на всякий пожарный еще и дежурному одну дам, пусть немедля звонит, если что. А ты, Игорешка, если забудешь про укол, я тебя сгною на Колыме, понял?

– Иди, иди, работай, – засмеялся Игорь.

Хлопнула дверь. Стало тихо. И вдруг послышался хриплый голос из динамика:

– Дежурная бригада, срочно в реанимацию!

По коридору протопали быстрые шаги.

Потом опять воцарилась тишина.

Лидия настойчиво внушала себе, что необходимо собраться с силами, и поскорей. Значит, она в больнице… Да, она потеряла сознание, когда Грушин в машине сказал про папу Сашу и кошелек. Но Грушин не верит, что она замешана в преступлениях. Грушин спрятал ее в какой-то больнице. Чего он боится?

Или не чего, а кого? Табунова?

Лидия вспомнила выражение ненависти в глазах капитана. Он безумен.

Приступ озноба потряс ее, но она обрадовалась этому ощущению. Только что она не чувствовала ни рук, ни ног, лишь слабо шевелились пальцы, а сейчас снова ощутила свое тело. И оно постепенно начинало слушаться…