– Ну, ты понял, – сказал «борговец», направляя на меня пистолет. – На колени, потом мордой вниз, и руки скрестить за спиной.

Я повиновался, втайне надеясь, что, когда красно-черный примется вязать мне руки, я уж найду способ извернуться и вырубить этого наглого, самонадеянного придурка.

Но придурок оказался хитрее, чем я рассчитывал.

На спину мне, звякнув, упало что-то тяжелое.

– Это браслеты, – участливо подсказал «борговец». – Запакуй сам себя, сделай милость.

– А самому слабо? – поинтересовался я.

– Да как-то неохота, – нарочито зевнул красно-черный. – Уж больно ты ловко двигаешься и стреляешь. Не люблю рисковать.

Что ж, пришлось мне нащупать наручники и защелкнуть их у себя на запястьях. Неудобное это занятие – проделывать такой трюк лежа на брюхе. Но я справился. С третьего раза.

А потом я услышал приближающиеся шаги. Ладно. Пусть только подойдет поближе…

– Дернешься – прострелю ногу для начала, – пообещал красно-черный. – Хотя нет. У меня тут под мышкой твой мутант. Пожалуй, ему в башку пулю пущу, всё равно он для арены не особо ценный экземпляр.

«Под мышкой тащить Фыфа – это неслабо, – подумал я, расслабляясь. – Крепкий, зараза, хоть и не Шварц с виду. И что он там прогнал насчет арены?..»

Додумать я не успел. По затылку ударило что-то тяжелое – скорее всего, рукоять пистолета, а может, приклад. И дальше – темнота…

***

На этот раз я очнулся от стона. Длинного, монотонного, нудного, как жизнь потенциального сталкера до того, как он попадет в Зону.

Я открыл глаза, попытался повернуть голову – и сам невольно застонал от боли в шее. Когда тебя вырубают ударом по черепу, то, на чем череп держится, страдает всегда. И если башка крепкая, болит порой сильнее, чем она. Как сейчас. Ломит – не провернуть. Крепко саданул тот жилистый гад, мать его за ногу.

Стон прервался.

– Очнулся, что ль? – спросил кто-то из темноты. Я прищурился, но разглядеть что-либо в густом полумраке было непросто.

– А кто интересуется? – спросил я.

– Во как, интересуется, – хрипло хохотнула темнота. – При понятиях, что ль? Где чалился? Сколько хо́док?

– В Зоне чалюсь. По жизни, – огрызнулся я, пытаясь сообразить, где нахожусь и с кем. Помещение вроде небольшое и не особо вонючее. Подо мной – бетон. За спиной – холодная стена без «шубы» – застывшего на ней шершавого цементного раствора с мелкой щебенкой. Такой гадостью, в целом похожей на крупный рашпиль, покрывают стены камер в тюрьмах, чтоб зэки на них надписей не делали. Ну и рожей возить по «шубе» несговорчивых тоже удобно, чем частенько ссученные в пресс-хатах и занимаются.

Но это так, воспоминания о прошлом нахлынули после «чалился», «сколько ходок» и так далее. А в целом вроде как не в СИЗО нахожусь и даже не в ИВС. Любой изолятор отличает своеобразный «камерный духан» – вонь немытых тел, въевшаяся в стены, которую любой, кто «чалился», узнает сразу. Бомжи, например, по-другому пахнут, чем зэки, тут не спутаешь…

– В зоне? – хмыкнула темнота. – Чёт не понял я, ты сталкер или сиделец со стажем?

– А я не понял, ты подсадной или просто разговорчивый? – зло бросил я, так как не люблю расспросов от не пойми кого. От пойми кого тоже, кстати, недолюбливаю, так как языком молоть впустую мне всегда лениво, да и ни к чему оно.

– Ну ты выдал, – оскорбилась темнота. – Подсадной, мля… Не хочешь базарить, так и скажи.

И темнота вновь заунывно застонала. Понятно. Этот стон у нас песней зовется.

Я уже на полном серьезе хотел снять берц и запустить им в певца, благо от «браслетов» осталась лишь ноющая боль в запястьях, когда загремел невидимый замок и в темноте обозначился светлый прямоугольник – кто-то открыл дверь.

– На выход! – командным голосом приказал кто-то снаружи.

– С вещами? – поинтересовался мой сокамерник, явно прикалываясь: вещей при нас никаких не было, кроме одежды.

– Ага, яйца свои прихвати, – хмыкнул обладатель командного голоса. – Они тебе щас ой как пригодятся.

И, уже зверея, проревел:

– На выход, мля! Быстро!

Не люблю я, когда со мной так разговаривают. Но, с другой стороны, валяться на холодном бетоне вредно для здоровья. Поэтому я поднялся и пошел куда сказали. То есть на выход.

Свет резанул по глазам, и я невольно прищурился на мгновение. А когда протер глаза, то разглядел четыре ствола, направленных в нашу сторону. Это дело я сразу просекаю, раньше чем рассмотрю тех, кто их держит. Ясно-понятно. Хоть я и весь из себя офигеть какой крутой Меченосец, но на четыре пушки с голыми руками прыгать не буду Ну нафиг. Пусть вон то рыло, что «Глок» держит двумя руками, и дальше орет. Пофиг мне. Подожду более удобного случая.

Мы находились в подземелье. Или в огромном подвале. Пахло сыростью. Справа и слева от нас – такие же камеры, как та, из которой мы только что вышли. Впереди – широкий проход, возле которого стояли несколько столов, на которых было разложено оружие и всякое барахло. В том числе и моё. Я свою «Бритву» узнаю за километр. И зажигалку, что рядом с ней лежит. И Кэпа, вновь потухшего после излечения сотника. А также два гаджета – свой старенький КПК и пуленепробиваемый телефон Фёдора, который я привез из Москвы. Интересно, кстати, из какого такого материала сотворил свою мобилу этот компьютерный гений, что ей любые внешние воздействия по барабану? Помнится, когда пуля в нее ударила, лишь пластиковый чехол, маскирующий гаджет под обычный популярный телефон, на куски рассыпался, а на самом корпусе – ни царапины. Фантастика, да и только…

А еще в подземелье было дофига «боргов». Штук двадцать, не меньше. Все сосредоточенные и со стволами. Ясно без пояснений – провокационный прыжок на месте равен расстрелу без предупреждения.

– Объясняю политику партии, – сказало рыло с «Глоком», держа меня на мушке. – Вы находитесь в подтрибунном помещении стадиона «Авангард», который группировка «Борг» отжала… гхм… то есть захватила у противника и переоборудовала под арену для проведения состязаний, которые называются просто – «Зона». Почему – сейчас поймете. Обстановка арены максимально приближена к знакомой вашему сталкерскому отребью, так что, думаю, разберетесь. На арену вы выходите с тем оружием и барахлом, что было при вас, нам вашего дерьма не надо. Правила просты. Один выживший получает свободу и весь хабар, который соберет с трупов. Злонамеренный выстрел в сторону зрителей либо охраны арены равносилен мучительной смерти – подыхать будете долго и больно, это я вам обещаю. Что стало с тем, кто сделал это позавчера, увидите сами – то, что от него осталось, болтается сейчас над правым выходным проемом. Над левым висит тот, кто сделал это неделю назад. Так что не вынуждайте украшать этот проем вашими тушками, уж больно мерзко они воняют. Вопросы?

– Сигаретки не будет, начальник? – поинтересовался мой сокамерник – тощий тип, зататуированный по самую нижнюю челюсть. На пальцах – синие перстни, под ухом на левой стороне шеи набит паук, сидящий на паутине. О как! Значит, и правда опытный сиделец, который большую часть жизни провел в тюрьме, «давя режим», то есть портя нервы вертухаям. Таких на зараженные земли частенько заносит. Из одной зоны сбежал, в другую Зону пробрался. Скорее всего, член группировки бандитов, таких же как он, что сбиваются в стаи, словно волки, и грабят всех, кто попадется им на пути.