– Потому что мне нужна его помощь, – таким ровным тоном, как только может, говорит Маргарет. – Я намерена записаться на охоту, но для этого мне нужен алхимик. Если мы победим, моя мать возьмет его в ученики, а призовых денег хватит, чтобы заплатить за операцию вашей матери.

– Значит, с благотворительными целями. Нас не интересует ни ваша жалость, ни ваши проклятые деньги.

– Это не тебе решать! – вспыхивает Уэстон. – Выбор за мной, и я еду.

Коллин давится нервным смешком.

– Ма-ам! – хнычет Эди.

– Коллин, отведи сестру в ее комнату.

– Но…

– Сейчас же.

Коллин почтительно склоняет голову и хватает Эди за руку.

– Да, мэм.

– А что до вас двоих, – оборачивается Ифе к Уэстону и Мад, – если хотите скандалить, как пьяницы, идите вон из дома. Но пока вы находитесь на моей кухне, вы будете разговаривать друг с другом, как подобает разумным взрослым людям.

– Мне больше нечего ему сказать, – заявляет Мад. – Он уже отвернулся от своей семьи.

Напряжение возникает между ними, как незваный гость. Маргарет зачерпывает еще ложку похлебки, сует ее в рот и старается не морщиться, когда обжигает горло. На глаза выступают слезы.

Ифе подпирает голову рукой.

– Это слишком опасно для девушки вашего возраста. Что сказала бы ваша мать, если бы узнала, что вы задумали? Вас же могут убить.

– Мам, ну пожалуйста! – вмешивается Уэстон. – Никого не убьют.

– Но если Уэс умрет, – оживляется Кристина, – одним ртом у нас будет меньше.

– И то верно, – соглашается он.

– Не смейте говорить об этом даже в шутку! – восклицает Ифе. – Эта охота – зло, Уэс. И ты это знаешь. Я и без того слишком беспокоюсь о тебе. Не могу я беспокоиться еще и о твоей душе.

– Ему вовсе незачем убивать самому, – говорит Маргарет. – Этим займусь я.

– Кажется, в Писании пособничество убийству не считается смертным грехом, – вмешивается Кристина. – Господь милосерден и так далее, верно?

– Вот именно! – Уэстон соскальзывает со своего стула и падает на колени рядом с матерью. И сжимает ее здоровую руку в обеих своих. При этом он выглядит идеальным воплощением преданного сына.

– Я понимаю, что это зло, но разве у нас есть выбор? Мисс Уэлти нужен я, а нам нужны деньги. Это мой последний шанс. Я рискну в последний раз. Клянусь, потом я вернусь домой, если у меня ничего не выйдет. Найду работу. И тебе больше никогда не придется беспокоиться за меня.

– А если у тебя все получится? – спрашивает Ифе.

– Тогда я всю свою жизнь буду заглаживать вину. – Он делает паузу и продолжает с удвоенной серьезностью: – Перед тобой и перед Богом.

Когда Ивлин в последний раз смотрела на нее с такой лаской? Любовь Ифе – тугой узелок заботы, гнева и нежности. А если потянуть за любовь Ивлин, пока та не распадется, еще неизвестно, что обнаружится в середине.

– Я не могу позволить это тебе с чистой совестью, – говорит Ифе, – но и остановить тебя не в силах. Все, что мне остается, – взять с тебя обещание, что ты вернешься ко мне целым.

– Вернусь. Обещаю.

Ифе прижимает ладонь к его щеке и целует его в макушку, а Кристина и Мад обмениваются раздраженными взглядами. Тайный язык сестер, думает Маргарет. Тот, который ей никогда не понять.

Мад замирает, словно почувствовав взгляд Маргарет, резко оборачивается к ней. Трудно различить оттенки ее выражения в клубящемся сигаретном дыму, но глаза почернели. Полным яда голосом она цедит:

– Надеюсь, вы довольны собой.

Хуже всего то, что нет, она недовольна. До сих пор ей приходилось заботиться только о себе и Бедокуре. А теперь в случае провала на карту поставлена не только ее жизнь. Пострадает не только она одна. Но и все девочки Уинтерс – вместе с их безнадежным братом.

* * *

Уэстон ведет себя подозрительно тихо.

Он молчал, пока они мрачно шагали до вокзала, молчит теперь, в пустом поезде, направляющемся на юг. Воздух вокруг него потрескивает от истерического оживления, которое Маргарет не задевает. Одну ногу он закинул на противоположное сиденье, а другой испытывает ее терпение непрестанным стуком об пол.

Вероятно, он даже не сознает, что делает. Как бы это ни раздражало ее, она сдерживается. Пока что она даст ему поблажку, ведь он всего за один вечер вызвал острое недовольство всех своих близких. Тем более что это ее вина, она втянула его в эту затею. Маргарет старается не взращивать в себе чувство вины, однако оно прилипчивое, ему немного надо, чтобы выжить. Одного воспоминания о ненависти в голосе Мад хватит на много дней вперед, чтобы питать его.

За окном сельская местность Нового Альбиона разматывается тускло-зелеными и золотистыми ночными нитями. Мало что удается разглядеть, кроме темноты и отражения тележки с закусками, которую катят по проходу. Когда тележка останавливается перед ними, Уэстон покупает стакан кофе.

– Вам правда нужен кофеин? – спрашивает она.

Он замирает, не закончив глоток, выражение его лица становится кислым.

– Да. А что?

Тук-тук-тук.

Маргарет тычет пальцем в его подпрыгивающее колено и давит до тех пор, пока ступня не замирает на полу. Уэстон фыркает и раздраженно отпивает еще глоток.

– Вы нервничаете, – говорит она.

– Мне надо оставаться бодрым. И потом, кофе меня успокаивает.

– Может, вам стоило бы вместо этого вздремнуть? Вы не в настроении.

– Не в настроении? – Она готова поклясться, что слышит, как от улыбки что-то в нем ломается. – Нет, в такой ситуации я просто не могу быть не в настроении.

– А чем эта ситуация особенная?

– Я же наедине с красивой женщиной.

У нее вспыхивает лицо. Когда-то такие речи вызвали бы у нее досаду или даже сконфузили. Но сейчас она ощущает лишь гнев оттого, насколько пусты и расчетливы его слова. И, пожалуй, немного обиду – потому что он так запросто врет ей. Будто нашел не только красивую, но и простодушную девчонку.

«От меня не спрячешься, – думает она. – Я уже видела, кто ты такой».

Теперь-то она понимает, что Уэстон Уинтерс прекрасно умеет показывать окружающим лишь то, что хочет, чтобы они увидели. Лоск перспективного паренька. Беспечную уверенность. Медоточивые речи. Однако он не кто иной, как лжец, и его маска не распадается только благодаря дешевой позолоте. Под пристальным немигающим взглядом Маргарет его улыбка вянет. Отчасти ей хочется испытать удовлетворение, разоблачив его полностью, но другая часть ее души, более сильная и добрая, жалеет его.

«И ты меня видел». Как бы ей ни хотелось, загородиться от него она тоже не может. Эта цепь связала их воедино. Они видели один другого в те моменты, когда были особенно уязвимы, и теперь каждый вынужден тащить не только свою ношу.