– Жаль. Хэл заслуживает счастья.

– Он счастлив, но Бланш не может посещать такие места, как Йоувил-Хаус. Она бывает в домах повес, но не в домах их родителей. Есть определенные рамки, за которые она не может выйти.

– Какой ужас!

– Поэтому Бланш и отказывалась выйти за него все эти годы, – сказала Дженси. – Хэл ездил в Канаду, надеясь, что его отсутствие заставит Бланш решиться на свадьбу. Это сработало, но брак, даже основанный на любви, не всегда решает все проблемы.

Может быть, Дженси думала и о себе?

– Может, со временем они оба будут идти на компромиссы, – сказала Мара. – Бланш начинает носить цветную одежду. Раньше она всегда одевалась только в белый.

– Она пытается таким образом разделить две свои жизни – белый для Бланш Бомон, актрисы, и цвета для миссис Хэл Бомон, жены героя войны.

– Мы должны что-то сделать.

– Мара, даже Сент-Брайды не могут тут ничем помочь.

– Как насчет повес?

– Заставить свет принять актрису с запятнанной репутацией как одну из равных?

– Почему бы и нет? – спросила Мара, когда они вышли на Грейт-Чарлз-стрит. – Я удивлена, что они еще этого не сделали.

– Возможно, они просто решили не вмешиваться.

– Ну и глупо.

Дженси застонала:

– Мара, ты невозможна. Нельзя примирить непримиримое и осчастливить всех и сразу.

Когда они вернулись домой, Мара пошла в свою комнату, размышляя над ситуацией Хэла и Бланш. Рут поставила могилу Джульетты на стол. Мара переставила ее на почетное место на каминной полке, думая о любви. Иногда Купидон выбирал свои жертвы наобум, но что сделано, то сделано.

Теперь Бланш и Хэл были вместе навсегда. Им придется найти способ сделать свой путь гладким. Она спустилась к ужину, собираясь поднять этот вопрос за столом. Но больше всего ей хотелось увидеть Дэра. Ей казалось, что с их последней встречи прошла целая вечность.

Новость о том, что Дэр не будет с ними ужинать, вытеснила все остальные мысли из ее головы. Дженси и Саймон словно и не заметили, что его нет, да и сама Мара, учитывая присутствие в комнате слуг, не стала ничего спрашивать. Но аппетита у нее уже не было. Неужели она настолько ему надоела, что он собирается избегать ее все время, пока она будет здесь жить?

После ужина они сели пить чай в маленькой гостиной, и Мара спросила:

– С Дэром все в порядке?

– А ты как думаешь? – отрывисто бросил Саймон. – Разумеется, нет. Нам не следовало сюда приезжать.

– Он не стал бы нас приглашать, если бы ему не нужна была компания, – сказала Дженси.

«Но меня-то он не приглашал», – подумала Мара. Следует ли ей вернуться обратно к Элле? Но это вызовет уйму разговоров.

Возможно, Дэру будет лучше остаться наедине с Саймоном. Они могли бы по-мужски все обсудить.

– Как жаль, что он не ужинал с нами, – сказала она. – Тогда вы могли бы попить бренди или портвейн, и тебе не пришлось бы пить чай и слушать наши сплетни. Почему бы нам с Дженси не почаевничать в ее гостиной, чтобы поболтать о детях и шелке и оставить тебя в покое?

– Но меня тоже интересуют дети и шелк.

– Женщинам иногда хочется посекретничать, милый, – сказала Дженси, поднимаясь и беря поднос с чаем.

Он тут же забрал у нее поднос и настоял на том, чтобы отнести его наверх самому, хотя Дженси легко могла бы справиться и одна. Мара шла следом, размышляя обо всех тех мелочах, которые Дженси и Саймон делают друг для друга. Разговаривая, они смотрели друг другу в глаза, их тела наклонялись друг к другу, словно хотели слиться в единое целое.

Ей хотелось того же с Дэром. Иметь возможность заботиться о нем, успокаивать и поддерживать. И даже в самый сумасшедший, занятой день знать, что наступит ночь и они останутся наедине и сольются воедино.

«Я слишком много времени провожу один», – сказал он, но тем не менее он явно не желал проводить время в ее обществе.

Она хотела вырвать его из изоляции, но теперь начала задумываться: а вдруг Дэр, как тигр в зверинце, не сможет жить без решетки?

Саймон вышел из гостиной, не зная, что делать. Последние шесть месяцев Дэр откровенно рассказывал и писал ему о чудовище, как он называл опиум. Снижение дозы шло успешно, хотя и медленно, и Дэр был настроен вполне оптимистично.

Пока две попытки полностью отказаться от наркотика не провалились.

После второй попытки, которая состоялась в марте, родители Дэра даже опасались, что он может покончить с собой. Графиня очень сильно надеялась на Солтера, который в то время ни на шаг не отходил от Дэра. Теперь Дэр проводил время наедине с Марой.

В другой ситуации Саймон был бы несказанно этому рад. Его друг мог бы стать замечательным зятем. Но та борьба, которую он вел, делала его непредсказуемым и опасным.

Дэр и Мара.

Мара была чистым солнечным светом. У нее были яркость и щедрость Сент-Брайдов, но эти дьявольские волосы сделали ее страстной и безрассудной. Саймон не мог предложить другу Мару в качестве лекарства, он всегда хотел, чтобы у его сестры было самое лучшее, самое беспечное будущее, которое только можно представить.

Он шел по коридору по направлению к комнате Дэра, когда вдруг услышал детский шепот.

– Quelquim arrive, – прошептал кто-то по-французски.

– Attendez un peu.

Один прошептал, что кто-то идет. Другой ответил, что следует подождать.

– Bonsoir, mes enfants,[9]– сказал Саймон. Из-за угла выглянули две головы.

– Bonsoir,[10]дядя Саймон, – сказал Пьер на той смеси французского и английского, на которой дети часто разговаривали. – Мы ищем папу. Он не пришел к нам во время lheure du coucher.[11]

– Возможно, ему нездоровится.

Дети знали правду. Да и как могло быть иначе после целого года, проведенного вместе под замком у той женщины?

– Но где он? – спросил Пьер. В его голосе прозвучало неподдельное беспокойство, и Саймон поспешил их успокоить:

– Возвращайтесь в детскую. Я найду вашего папу и пошлю кого-нибудь к вам.

Две пары серьезных глаз внимательно посмотрели на него Он знал, что этим детям довелось видеть и пережить, и это разрывало ему сердце.

Но затем Пьер кивнул:

– Merci,[12]дядя Саймон. – Он взял Дельфи за руку и увел ее. Саймон заметил, что за ними последовала черная кошка. Еще одна их охранница, Джетта.