— Мы сейчас смотрим очень приблизительно, — стал объяснять Турецкий. — Но у них там имеются свои полетные карты, на которых все обозначено более точно. Со всеми деталями, так?

— Наверное… А сейчас это нам зачем?

— Запомни свой вопрос, Платон Петрович, и задай его мне, только не забудь, когда мы с тобой будем у летунов. А почему, интересно, здесь не обозначен Солнечный?

— А ты взгляни, какого года карта!

— Хо! Девяносто седьмой! Уж пять лет прошло… Но они наверняка летают не по этой, которая… — Турецкий взглянул на обложку, — для охотников и рыболовов.

— Надо думать, — снисходительно ответил Платонов.

— Да, кстати, я как-то не обратил внимания, среди показаний свидетелей кто-нибудь упоминал про мотоциклистов?

— Каких?

— Ну, которые были здесь едва ли не первыми.

— Ни единого слова. А что, разве были? Откуда известно?

— Так я ж сам тебе говорил, что был в ту субботу в Солнечном и все видел собственными глазами. А ребята на мотоциклах сразу помчались сюда. Но больше я их не видел, потому что мы вскоре уехали в Москву. В принципе, думаю, пользы от их показаний тоже никакой не будет, но поинтересоваться можно. Мало ли!

— Хорошо, давай я съезжу, раз ты считаешь… — Платонов достал из кармана блокнот и вписал в него несколько слов. — Ну, так что, едем?

— Садись, — пригласил Турецкий.

Выезжая по лесной дороге, а затем через обширное поле по грейдеру, Турецкий все оглядывался, что-то прикидывая, пока его размышления не оборвал вопросом Платонов:

— Слушай, Александр Борисович, ты чего-то темнишь, я же вижу! Хоть бы поделился, что ли?

— Понимаешь, Платон, я все прокручиваю тот последний… ну да, практически последний радиообмен, как они это называют, летчика с контрольно-диспетчерской службой. Ты помнишь? Пилот все время спрашивает: «Наши действия?» Причем несколько раз повторяет свой вопрос. А земля отвечает: «Под вами город, идете прямо на него! Отверните!» Ну, отвернули. Дальше что? А дальше я видел своими глазами, как этот самый самолет пер прямиком на поселок. Как будто летчик не знал, что находится под ним. А потом появился парашют, так? И вдруг самолет еще раз изменил направление и нырнул вот туда… — Турецкий махнул рукой в ту сторону, откуда они ехали. — Представляешь картину?

— Честно говоря, не очень, — сознался Платонов.

— А мы обязаны себе ее представлять. И полную правду сказать нам об этом может только один человек, это — Щетинкин. Он покинул самолет за несколько мгновений до того, как Мазаеву удалось снова отвернуть машину и направить ее в лес. Высота у них была уже небольшая, поэтому и у напарника Мазаева парашют-то раскрылся, но его все-таки, как мы знаем, крепко шибануло…

— И что из этого, по-твоему, следует?

— А то, что Мазаев действительно совершил невозможное. И уже одно это должно полностью снять с него любую вину. Если таковая вообще имеется… И еще следует, что нам с тобой нужен в первую очередь Щетинкин, а никакие не начальники.

Они выехали к шоссе и Турецкий посмотрел на часы.

— Так, ехали мы с тобой ни шатко ни валко двадцать три минуты. И отсюда до Солнечного, по моим прикидкам, еще минут пятнадцать. На хорошей скорости. А у них, — кивнул он на небо, — от силы какой-нибудь десяток секунд…

«Лада» стояла перед песчаным подъемом к шоссе. Собираясь выбраться уже на асфальт, Александр Борисович заметил короткую кавалькаду машин, движущихся со стороны Москвы. Решил переждать, дать проехать мимо. Но передняя машина резко затормозила прямо перед носом «Лады» Турецкого, за ней подъехали и тоже остановились три остальные. Из второй по счету машины выскочили двое парней, которые показались Турецкому знакомыми, похоже, он видел их в охране Солнечного. С характерными повадками бодигардов они стали у задней дверцы «мерседеса» и открыли ее. На асфальт выбрался… ну конечно же Игоряша Залесский! Он тут же помахал приветственно рукой Александру, выглянувшему из-за опущенного стекла своей машины, как бы подзывая его к себе.

— Знакомый олигарх, — хмыкнул Александр Борисович. — Кстати, из Солнечного. Посиди минутку. Чего ему надо, узнаю.

Он вышел из машины и поднялся к шоссе. Игорь шел ему навстречу. Охранники стояли у машины. И больше на дороге не было ни одной живой души. Не считая сидящих по машинам.

— Господи, Саша, ты не представляешь, как я рад тебя видеть!

— Что-нибудь случилось? — удивился Турецкий.

— Не спрашивай! А тебя каким ветром занесло сюда?

— Да все любовь к авиации, будь она неладна, — криво усмехнулся Турецкий. — Самолетик тот помнишь? Вот из-за него… А ты с работы, что ли?

— Ох, какая сейчас работа! — Игорь прямо-таки в отчаянии махнул рукой. — Саша, а ведь ты мне просто до зарезу нужен! У тебя найдется для меня десяток минут? Постой! — тут же перебил он себя. — А может, заедем ко мне? Заодно пообедаем да и поговорим. Мне твой совет вот просто… — Он чиркнул себя ребром ладони по горлу и, пригнувшись, посмотрел на «Ладу». — А, ты не один?

— Коллега там. Тоже следователь.

— Я думаю, он не будет против? Туда-сюда, больше часа не задержу, честное слово! Но, Саша, клянусь честью…

— Сейчас я его спрошу, — кивнул Турецкий и отправился к своей машине. — Платон Петрович, если не возражаешь, это мой еще школьный приятель, и у него какое-то дело срочное обнаружилось. Ко мне лично. Но он предлагает обсудить его за обедом. На час, не дольше, как?

И понял, что сделал правильно. Платон поморщил лоб, обдумывая предложение, наконец снисходительно кивнул:

— Думаю, можно. Если на часок…

Турецкий, скрывая ухмылку, обернулся и махнул рукой Залесскому: мол, езжайте, а мы следом. Сел сам за руль, и, когда кавалькада тронулась, вырулил на шоссе. Просто для интереса взглянул на часы. А когда подъехали к воротам поселка, еще раз проверил себя. Точно, пятнадцать минут. Оказался прав, хотя от этого ровным счетом ничто в принципе не зависело…

— Моих никого нет, — зачем-то предупредил Игорь, когда поднимались в дом.

Он уже познакомился с Платоном, после чего, взглянув на Александра, изобразил на лице некую степень уважения: ишь ты, мол, какой серьезный и суровый дядечка! Ну да, Платон умел напускать на себя этакую неприступность. Турецкий подмигнул в ответ.

Стол был уже накрыт. Видя, что Турецкий за рулем, Игорь не стал предлагать спиртного, хотя разнообразных бутылок на специальном столике, для этой цели предназначенном, было вволю. Он просто показал на него и сделал неопределенный жест — если желаете, то… сами решайте. Методичный Платон, однако, подошел, стал рассматривать этикетки с глубокомысленным выражением лица. Но наливать себе ничего не стал — работа, служба, что поделаешь! Это было предельно ясно из его скупой мимики.

А тем временем, неохотно побалтывая ложкой в густом, вероятно протертом, овощном супе, Игорь мрачно повествовал о своей беде.