Morlachi [O быте морлаков] из «Путешествия по Далмации» Фортиса. Там я нашел текст и перевод чисто иллирийской заплачки жены Ассана-Аги; но песня эта переведена стихами. Мне стоило большого труда получить построчный перевод, для чего приходилось сопоставлять повторяющиеся слова самого подлинника с переложением аббата Фортиса. При некотором терпении я получил дословный перевод, но относительно некоторых мест всё еще затруднялся. Я обратился к одному из моих друзей, знающему по-русски, прочел ему подлинник, выговаривая его на итальянский манер, и он почти вполне понял его. Замечательно, что Нодье, откопавший Фортиса и балладу Ассана-Аги и переведший со стихотворного перевода аббата, еще более опоэтизировав его в своей прозе, – прокричал на всех перекрестках, что я обокрал его. Вот первый стих в иллирийском тексте:

«Scto se bieli u gorie zelenoï» 1,

Фортис перевел:

«Che mai biancheggia nel verde Bosco» 2.

Нодье перевел Bosco – зеленеющая равнина; он промахнулся, потому что, как мне объясняли, gorie означает: гора. Вот и вся история. Передайте г. Пушкину мои извинения. Я горжусь и стыжусь вместе с тем, что и он попался, и пр. (фр.)]

1. Видение короля(1)

 Король ходит большими шагами

Взад и вперед по палатам;

Люди спят – королю лишь не спится:

Короля султан осаждает,

Голову отсечь ему грозится

И в Стамбул отослать ее хочет.

 Часто он подходит к окошку;

Не услышит ли какого шума?

Слышит, воет ночная птица,

Она чует беду неминучу,

Скоро ей искать новой кровли

Для своих птенцов горемычных.

 Не сова воет в Ключе-граде,

Не луна Ключ-город озаряет,

В церкви божией гремят барабаны,

Вся свечами озарена церковь.

 Но никто барабанов не слышит,

Никто света в церкви божией не видит,

Лишь король то слышал и видел;

Из палат своих он выходит

И идет один в божию церковь.

 Стал на паперти, дверь отворяет…

Ужасом в нем замерло сердце,

Но великую творит он молитву

И спокойно в церковь божию входит.

 Тут он видит чудное виденье:

На помосте валяются трупы,

Между ими хлещет кровь ручьями,

Как потоки осени дождливой.

Он идет, шагая через трупы,

Кровь по щиколку(2) ему досягает…

 Горе! в церкви турки и татары

И предатели, враги богумилы.(3)

На амвоне сам султан безбожный,

Держит он наголо саблю,

Кровь по сабле свежая струится

С вострия до самой рукояти.

 Короля незапный обнял холод:

Тут же видит он отца и брата.

Пред султаном старик бедный справа,

Униженно стоя на коленах,

Подает ему свою корону;

Слева, также стоя на коленах,

Его сын, Радивой окаянный,

Бусурманскою чалмою покрытый

(С тою самою веревкою, которой

Удавил он несчастного старца),

Край полы у султана целует,

Как холоп, наказанный фалангой.(4)

 И султан безбожный, усмехаясь,

Взял корону, растоптал ногами

И промолвил потом Радивою:

«Будь над Боснией моей ты властелином,

Для гяур-христиан беглербеем».(5)

И отступник бил челом султану,

Трижды пол окровавленный целуя.

 И султан прислужников кликнул

И сказал: «Дать кафтан Радивою!(6)

Не бархатный кафтан, не парчовый,

А содрать на кафтан Радивоя

Кожу с брата его родного».

Бусурмане на короля наскочили,

Донага всего его раздели,

Атаганом ему кожу вспороли,

Стали драть руками и зубами,

Обнажили мясо и жилы.

И до самых костей ободрали

И одели кожею Радивоя.

 Громко мученик господу взмолился:

«Прав ты, боже, меня наказуя!

Плоть мою предай на растерзанье,

Лишь помилуй мне душу, Иисусе!»

 При сем имени церковь задрожала,

Всё внезапно утихнуло, померкло, –

Всё исчезло – будто не бывало.

 И король ощупью в потемках

Кое-как до двери добрался

И с молитвою на улицу вышел.

 Было тихо. С высокого неба

Город белый луна озаряла.

Вдруг взвилась из-за города бомба,(7)

И пошли бусурмане на приступ.

2. Янко Марнавич

 Что в разъездах бей Янко Марнавич?

Что ему дома не сидится?

Отчего двух ночей он сряду

Под одною кровлей не ночует?

Али недруги его могучи?

Аль боится он кровомщенья?

 Не боится бей Янко Марнавич

Ни врагов своих, ни кровомщенья,

Но он бродит, как гайдук бездомный,

С той поры, как Кирила умер.

 В церкви Спаса они братовались(8)

И были по богу братья;

Но Кирила несчастливый умер

От руки им избранного брата.

 Весело́е было пированье,

Много пили меду и горелки;

Охмелели, обезумели гости,

Два могучие беи побранились.

 Янко выстрелил из своего пистоля,

Но рука его пьяная дрожала.

В супротивника своего не попал он,

А попал он в своего друга.

С того времени он, тоскуя, бродит,

Словно вол, ужаленный змиею.

 Наконец он на родину воротился

И вошел в церковь святого Спаса.

Там день целый он молился богу,

Горько плача и жалостно рыдая.

Ночью он пришел к себе на дом

И отужинал со своей семьею,

Потом лег и жене своей молвил:

«Посмотри, жена, ты в окошко.

Видишь ли церковь Спаса отселе?»

Жена встала, в окошко поглядела

И сказала: «На дворе полночь,

За рекою густые туманы,

За туманом ничего не видно»,

Повернулся Янко Марнавич

И тихонько стал читать молитву.

 Помолившись, он опять ей молвил:

«Посмотри, что ты видишь в окошко?»

И жена, поглядев, отвечала:

«Вижу, вон,