то яркий свет лиет,

То тлеет медленно – а я пред ним читаю

Иль думы долгие в душе моей питаю.

X

И забываю мир – и в сладкой тишине

Я сладко усыплен моим воображеньем,

И пробуждается поэзия во мне:

Душа стесняется лирическим волненьем,

Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,

Излиться наконец свободным проявленьем –

И тут ко мне идет незримый рой гостей,

Знакомцы давние, плоды мечты моей.

XI

И мысли в голове волнуются в отваге,

И рифмы легкие навстречу им бегут,

И пальцы просятся к перу, перо к бумаге.

Минута – и стихи свободно потекут.

Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,

Но чу! – матросы вдруг кидаются, ползут

Вверх, вниз – и паруса надулись, ветра полны;

Громада двинулась и рассекает волны.

XII

Плывет. Куда ж нам плыть?…

. . . . . . . . . .

. . . . . . . . . .

«Не дай мне бог сойти с ума…»*

Не дай мне бог сойти с ума.

Нет, легче посох и сума;

  Нет, легче труд и глад.

Не то, чтоб разумом моим

Я дорожил; не то, чтоб с ним

  Расстаться был не рад:

Когда б оставили меня

На воле, как бы резво я

  Пустился в темный лес!

Я пел бы в пламенном бреду,

Я забывался бы в чаду

  Нестройных, чудных грез.

И я б заслушивался волн,

И я глядел бы, счастья полн,

  В пустые небеса;

И силен, волен был бы я,

Как вихорь, роющий поля,

  Ломающий леса.

Да вот беда: сойди с ума,

И страшен будешь как чума,

  Как раз тебя запрут,

Посадят на цепь дурака

И сквозь решетку как зверка

  Дразнить тебя придут.

А ночью слышать буду я

Не голос яркий соловья,

  Не шум глухой дубров –

А крик товарищей моих,

Да брань смотрителей ночных,

  Да визг, да звон оков.

«Царей потомок, Меценат…»*

Царей потомок, Меценат,

Мой покровитель стародавный!

Иные колесницу мчат

В ристалище под пылью славной

И, заповеданной ограды

Касаясь жгучим колесом,

Победной ждут себе награды

И мнят быть равны с божеством.

Другие на свою главу

Сбирают титла знамениты,

Непостоянные квириты

Им предают . . . . молву.

«Царь увидел пред собою…»*

 Царь увидел пред собою

Столик с шахматной доскою.

 Вот на шахматную доску

Рать солдатиков из воску

Он расставил в стройный ряд.

Грозно куколки сидят

Подбоченясь на лошадках

В коленкоровых перчатках,

В оперенных шишачках,

С палашами на плечах.

 Тут лохань перед собою

Приказал налить водою;

Плавать он пустил по ней

Тьму прекрасных кораблей,

Барок, каторог и шлюпок

Из ореховых скорлупок –

. . . . . . . . . .

. . . . . . . . . .

А прозрачные ветрильцы,

Будто бабочкины крильцы,

А веревки . . . . . .

«Французских рифмачей суровый судия…»*

 Французских рифмачей суровый судия,

О классик Депрео, к тебе взываю я:

Хотя, постигнутый неумолимым роком,

В своем отечестве престал ты быть пророком,

Хоть дерзких умников простерлася рука

На лавры твоего густого парика;

Хотя, растрепанный новейшей вольной школой,

К ней в гневе обратил ты свой затылок голый, –

Но я молю тебя, поклонник верный твой,

Будь мне вожатаем. Дерзаю за тобой

Занять кафедру ту, с которой в прежни лета

Ты слишком превознес достоинства сонета,

Но где торжествовал твой здравый приговор

Минувших лет глупцам, вранью тогдашних пор.

Новейшие врали вралей старинных стоят –

И слишком уж меня их бредни беспокоят.

Ужели всё молчать да слушать? О беда!..

Нет, всё им выскажу однажды завсегда.

 О вы, которые, восчувствовав отвагу,

Хватаете перо, мараете бумагу,

Тисненью предавать труды свои спеша,

Постойте – наперед узнайте, чем душа

У вас исполнена – прямым ли вдохновеньем

Иль необдуманным одним поползновеньем,

И чешется у вас рука по пустякам,

Иль вам не верят в долг, а деньги нужны вам.

Не лучше ль стало б вам с надеждою смиренной

Заняться службою гражданской иль военной,

С хваленым Жуковым1 табачный торг завесть

И снискивать в труде себе барыш и честь,

Чем объявления совать во все журналы,

Вельможе пошлые кропая мадригалы,

Над меньшей собратьёй в поту лица острясь,

Иль выше мнения отважно вознесясь,

С оплошной публики (как некие писаки)

Подписку собирать – на будущие враки…

«В поле чистом серебрится…»*

В поле чистом серебрится

Снег волнистый и рябой,

Светит месяц, тройка мчится

По дороге столбовой.

Пой: в часы дорожной скуки,

На дороге, в тьме ночной

Сладки мне родные звуки

Звонкой песни удалой.

Пой, ямщик! Я молча, жадно

Буду слушать голос твой.

Месяц ясный светит хладно,

Грустен ветра дальный вой.

Пой: «Лучинушка, лучина,

Что же не светло горишь?»

. . . . . . . . . .

«Чу, пушки грянули! крылатых кораблей…»*

Чу, пушки грянули! крылатых кораблей

Покрылась облаком