Два часа спустя, приняв душ и взбодрившись чашкой отличного кофе, Мэдисон опять ехала в машине вдоль побережья. Город раскинулся у красивой бухты. В моменты отлива море на несколько миль делалось по пояс взрослому человеку.

У самого пляжа с красивейшими дюнами выстроились дома, вызывающие уважение и зависть окружающих. Она миновала череду высоких железных ворот, скрывающих от любопытных взглядов достаток и дорогие интерьеры.

Мэдисон свернула к самому старому дому: двухэтажному белому строению с пятью спальнями, из которых открывался восхитительный вид, бассейном и уютной верандой. Теперь же дом выглядел скромно, ему не хватало вертолетной площадки и бунгало у воды, как у его претенциозных соседей. Мэдисон огляделась: чувство возвращения домой усиливалось. Здесь она впервые увидела, что такое роскошная жизнь.

Выйдя из машины, она подошла к воротам и позвонила. Ей никто не ответил. Мэдисон нервно расправила мокрыми ладонями юбку. Почему же она не догадалась заранее позвонить? Ведь дом мог поменять владельцев, прежние, возможно, давно уехали. Из-за ее неосмотрительности вся поездка лишилась смысла. Мэдисон развернулась, собираясь уходить, когда услышала скрежет поворачиваемого ключа, и вскоре перед ней появилось знакомое лицо миссис Стенмайер. Она постарела, но волосы были по-прежнему убраны в элегантную прическу, осанка осталась царственной, и одета дама была с большим вкусом в льняные брюки и шелковую рубашку.

– Чем могу помочь? – Секундная пауза. – Мэдисон? Мэдисон Картер? О, моя милая девочка.

Миссис Стенмайер широко улыбнулась и протянула руки, чтобы обнять Мэдисон. Боль в груди, не покидавшая ее с восемнадцати лет, ставшая еще сильнее после поездки в Шотландию, стала медленно утихать.

– Мэдисон, дорогая, входи. Как я рада тебя видеть.

Мэдисон вошла в просторный холл и с облегчением увидела, что здесь мало что изменилось. Прежние кремовые с голубым цвета, прежний уют и практичность жилья, где свободно могут бегать дети и проводить большую часть времени на пляже. Миссис Стенмайер провела ее через просторную комнату, служившую гостиной и столовой, в патио с тремя красивыми диванами.

– Как приятно вновь тебя увидеть, – улыбнулась ей дама, приглашая расположиться на одном из них. – Я часто вспоминала о тебе, думала, как сложилась твоя жизнь. – Она взяла со столика запотевший кувшин с лимонадом.

Впервые за восемь лет Мэдисон стало стыдно. Как она могла просто исчезнуть, забыть о человеке, всегда помогавшем ей, сделавшем столько хорошего?

– Я приехала в Кейп впервые с тех пор, – произнесла она, переводя взгляд на дюны. – Простите меня, мне надо было позвонить или отправить письмо, но я так хотела забыть обо всем, начать сначала.

– И у тебя получилось?

– Совсем недавно я была уверена, что все прекрасно, что я стала другим человеком, которого невозможно обидеть. – Она нахмурилась. – Теперь мне кажется, я никогда не прекращала критически относиться к себе, считать недостойной всего хорошего, что может произойти. Теперь мне кажется, я провела последние несколько лет в погоне за чем-то совсем не нужным. – Мэдисон с трудом сглотнула. Слова обжигали горло. – А теперь уже поздно. Кажется, непоправимо поздно.

– О, Мэдисон, никогда не поздно что-то изменить. Помнишь девочку, которая работала на трех работах, когда ей было четырнадцать? Она сама себя обеспечивала уже в шестнадцать и при этом училась.

Мэдисон подняла глаза. Такой она казалась миссис Стенмайер? Не перепуганной неудачницей, пытающейся выжить?

– Все это благодаря вам. Ведь именно вы дали мне работу и жилье, помогли поступить в колледж и получить стипендию.

Миссис Стенмайер похлопала ее по руке.

– Я ничего особенного не сделала, милая. И жалею, что не сделала большего. Как могла я позволить ребенку убирать за собой в доме? Однако ты была гордая и никогда не приняла бы от меня помощи просто так. Что же касается стипендии, я только порекомендовала тебя, мне это ничего не стоило. Остальное ты сделала сама.

Возможно, впервые в жизни Мэдисон ощутила значимость собственных заслуг. Она много работала, много училась, экономила на всем, но без поддержки миссис Стенмайер у нее ничего бы не получилось или путь ее был намного труднее.

– Скажите… – Мэдисон сцепила пальцы. – Скажите, почему вы все это делали для меня? Может, причина в том… в том… что я… – Она перевела взгляд на стеклянные двери, сквозь которые был виден большой сервант и семейные фотографии дочерей и красавца-сына. Сейчас снимков стало больше, появились внуки и внучки, которые так же, как их родители, играли в песке на берегу. – Вы помогали мне потому… что ваш сын мой отец?

Улыбка сползла с лица пожилой дамы, вместо нее появилась грусть.

– Мэдисон, дорогая, если бы ты была моей внучкой, я не взяла бы тебя на работу горничной, поселив в комнату над гаражом. Фрэнк, кажется, даже не был знаком с твоей мамой, и за год до твоего рождения его не было в городе.

Печаль из-за того, что у нее нет возможности считать себя частью этой прекрасной семьи, смешалась с радостью, значит, она все же не была той тайной, которую прятали в комнате для горничных.

– Вам известно, кто он? Кто мой отец?

Миссис Стенмайер покачала головой:

– Нет, милая, но скажу тебе, что ты очень похожа на мать – те же глаза, те же амбиции. Я была хорошо знакома с твоей бабушкой, помню Таню в то лето, когда ты родилась. Она тоже мечтала о стипендии в колледже Марты Джордж, а я была членом приемной комиссии.

Мэдисон смотрела на нее во все глаза. Мама поступала в элитный гуманитарный колледж? Она никогда не видела, чтобы та брала в руки книгу, не говоря уже о желании учиться. По крайней мере, ничего подобного не случалось после того, как умерла бабушка.

– Моя мама? – Голос сорвался, и она замолчала. Ей нет до этого никакого дела.

Миссис Стенмайер кивнула:

– Когда выяснилось, что она беременна, случился большой скандал. Все говорили, что она необдуманно растрачивает свой потенциал. На самом деле Таня была очень живой, свободолюбивой, уверенной, что ей все по плечу. Она сказала мне, что не станет обращать внимание на сплетни, что сможет воспитать ребенка, а заниматься будет ночами. Как и ты, она была очень независимым человеком. Она уехала из дома твоей бабушки, когда ты еще была совсем крохой, и стала жить в трейлере. Просить о помощи она не желала. Полагаю, они тогда сильно повздорили.

– Это так, но мама и бабушка любили друг друга. Мама была сама не своя, когда бабушка умерла. – Мэдисон пыталась связать образ независимой, амбициозной девушки с той женщиной, которую она знала. – Что же случилось? Ведь потом она думала только об очередном стакане выпивки и очередном любовнике.

Пожилая дама покачала головой:

– Если бы я знала. Я редко видела ее, когда ты была ребенком, со стороны казалось, что у нее все нормально. Мы дружили с твоей бабушкой с самого детства, поэтому я не могла оставаться равнодушной к твоей маме. Я знала, что ей будет непросто растить тебя, зарабатывать деньги и учиться, но она была полна оптимизма. Болезнь бабушки очень подействовала на Таню, но в то время мои девочки тоже были в непростом возрасте, я занималась ими и на несколько лет упустила вас с мамой из виду. Разумеется, до меня доходили слухи, но я решила, что злым языкам не стоит доверять. Возможно, тогда мне надо было прислушаться. Когда я увидела Таню, в ней что-то сломалось. Казалось, она устала бороться и сдалась. Я много раз пыталась помочь, но она меня отталкивала.