римской богини такое мрачное и неприветливое место, лишенное какой-либо привлекательности. Более того, словно почувствовав наше недовольство, боги решили в течение первого же часа нашего пребывания здесь подарить нам еще одну встречу с врагом.

Основной позицией на «Диане-1» был рукотворный сангар, — наблюдательный пункт без крыши, представлявший собой вырытую в земле яму, окруженную каменной стеной и укрепленную мешками с песком. Позади него на склоне холма располагались еще три небольших блиндажа, в центре которых находился минометный окоп. В большинстве случаев адý высылали снайперов, задача которых заключалась в том, чтобы помешать нашей деятельности, и заставить нас не высовываться. В самих сангарах вы находились в относительной безопасности, но покидание позиции даже ночью всегда щекотало нервы. Очень трудно приседать и пытаться вытереть зад, а потом снова влезать в брюки и закапывать «результат», зная, что в то время где-то там есть невидимый снайпер с ночным прицелом, который пытается поправить твою прическу.

Такое случилось и в тот день, когда мы прибыли, начав свою четырехмесячную боевую командировку. Вскоре нам стало понятно, что пытаться засечь их позиции бесполезно, — местность представляла собой рай для снайперов: бесконечное множество оврагов, бугров и случайных валунов обеспечивали безграничные укрытия. Как мы выяснили, днем атаки обычно происходили около 11:00, когда Солнце светило нам в глаза, однако сейчас было тихо. Более серьезные нападения происходили перед самым рассветом, хотя дульные вспышки, возникающие в полумраке, по крайней мере, давали нам возможность по ним прицелиться. В тот первый день мы, казалось, засекали их на трех разных позициях.

На склоне холма было оборудовано пулеметное гнездо со «Спарганом»[61], которое осыпало нас 12,7-мм бронебойными пулями, и еще пара углублений, откуда адý вели огонь из AK-47, хорошего коммунистического оружия, поставляемого через йеменцев.

Нашим стандартным оружием в то время была 7,62-мм винтовка L1A1, более известная как SLR (самозарядная винтовка), переделанная под стрельбу только одиночными выстрелами, — в отличие от винтовки FN, на основе которой она была сделана, и которая являлась автоматической. Кроме того, у нас был однозарядный гранатомет М79, который мог стрелять 40-мм осколочно-фугасными гранатами на расстояние до 400 метров. Кроме того, из 81-миллиметрового миномета мы могли вести огонь целым набором мин — фугасными, зажигательными с белым фосфором и осветительными на парашютах. После разрыва все, на что попадал фосфор, начинало гореть, включая металл и живую плоть.

Большинство подобных перестрелок с адý длились около двадцати минут, и для нас они были невероятно обескураживающими. Открывая ответный огонь, мы никогда не знали, попали ли мы в цель, поскольку расстояния были слишком велики, чтобы услышать даже крик раненого. Кроме того, мы знали, что любой адý, которого мы убьем или раним, будет унесен своими товарищами, и патруль не сможет найти ничего, кроме лужи засохшей крови или ее брызг на камнях, — и то, если очень повезет.

Насколько мы могли судить, враг отправлял в атаку группу численностью от десяти до двадцати человек, но было очень трудно сказать, каково их точное число. Единственным способом оценить численность нападавших была попытка подсчитать количество выстрелов или, ночью, их дульные вспышки. Мы выходили в пешие патрули, пытаясь обнаружить снайперов, но это было еще хуже, чем искать иголку в стоге сена. Местность в этих предгорьях представляла собой каменистый кошмар из нагромождения валунов на сильно пересеченной местности.

Единственное, в чем мы могли быть уверены, так это в том, что если с последними лучами Солнца они не атакуют нас, значит, они атакуют «Диану-2», находившуюся в трех милях от нас. При наличии в стране в любой момент той войны не более шестидесяти человек, бойцы САС были сильно разбросаны на местности. На каждой основной позиции находилось около полудюжины наших ребят, фиркат из бывших повстанцев-дофарийцев и подразделение гейш, хотя последние являлись не более чем пушечным мясом.

Однако и фиркаты бывали разными. Впервые они появились в 1970–1971 годах, когда 200 повстанцев, разочарованные антирелигиозным пылом марксистов и их террористической тактикой, сдались правительству после объявления молодым султаном общей амнистии. Силами САС они были переформированы в подразделения «фиркат» под руководством Салима Мубарака. Он был жестким бойцом и страстным националистом, и до своего возвращения на сторону правительства являлся заместителем командующего восточного района повстанцев. После его сдачи по амнистии майор Тони Джипс из 22-го полка САС предложил ему взять на себя командование теми адý, которых он привел с собой, и превратить их в элитную боевую группу, названную «Фиркат Салах ад-Дин» в честь знаменитого арабского лидера XII века, победившего крестоносцев.

При поддержке САС они одержали две крупные победы над повстанцами, и это положило начало общему ускорению темпов дезертирства. Согласно указу султана Кабуса, любой адý, сдавшийся в плен и согласившийся служить султану, получал автоматическое помилование и хорошо оплачиваемую работу в фиркатах. Кроме того, о его семье заботились и предоставляли бесплатное медицинское обслуживание, опять же организованное британскими спецназовцами. Однако тех, кто попадал в плен и отказывался принять условия амнистии, бросали в тюрьму, и, посетив одно из этих поганых мест во время своей первой командировки в Оман, могу поручиться, что образ жизни заключенных — если это можно так назвать — был очень далек от комфортного. Камеры представляли собой не более чем дыру в земле, вонь стояла неимоверная, а условия содержания были просто неописуемыми.

Жизнь в очень ограниченном пространстве, как это было на позициях «Диана», создавала две основные проблемы. Первая — скука, которая усугублялась второй: тем фактом, что самая пустяковая вещь, которая хоть чуть-чуть выходила за рамки привычного, могла действовать на нервы до такой степени, что хотелось орать на «виновника», чтобы он ее прекратил. Это могло быть прихлебывание чая, или постоянное похрустывание при поедании печенья, или то, как человек сморкался, прочищал горло — или даже храпел.

Душевный и физический дискомфорт усиливался другими факторами. Мы находились на «Диане-1», чтобы удерживать позицию. Не для того, чтобы захватить участок местности или дойти до логова врага и уничтожить его, а для того, чтобы стоять на месте. Наш приказ заключался в том, чтобы просто сидеть и принимать все, что они бросают на нас, нанося по мере возможности ответные удары. Для всех нас это стало тяжелым бременем, и хотя мы старались разряжать возникающие между нами конфликты и, прежде всего, сохранять чувство юмора, бывали моменты, когда хотелось просто орать от скуки, разочарования и монотонности всего этого.

Еще одним фактором была жара. С заходом Солнца становилось немного прохладнее, и большинство ночей были настолько холодными, что требовался спальный мешок. Но дни стояли удушающе