Хабиры, да и мы, переводчики тоже, золотые украшения покупали умеренно, дороговато все-таки, хоть и притягивал блеск презренного металла, ибо лавки с ювелирными украшениями в городе были повсюду, ярко подсвечены огнями. Предпочтение отдавали «итальянской» работе, хотя, положа руку на сердце, определяли это требуемое качество почти на зубок. Я, повинуясь уговорам со стороны друзей-хабиров («Мужчину перстень украшает!!»), купил себе тоже какой-то немыслимо пошлый, массивный перстень со змеей, с маленьким рубином, камушком — глазом…Большего моветона я ни тогда, ни сегодня представить себе не мог, но золотая лихорадка заразительна, да и к тому же в тот год в Союзе цены на золото подняли аж вдвое, я и думал — инвестиции, в общем, слаб человек…И слава богу, что через несколько лет его у меня тривиально сперли во время отпуска, уже в «Разноэкспорте», сдуру положил его в сейф, одно слово «сейф». Носить я его все равно никогда в жизни не носил, так он и провалялся к качестве «инвестиции», покуда ушлый милиционер — охранник не подобрал ночью ключика к сейфу с комсомольскими печатями и с не кстати упрятанными «сокровищами»…

Старожилы вспоминали, что в шестидесятые годы — начале семидесятых, зарплату советским специалистам платили в так называемых «мариях — терезиях», старых автрийских серебряных монетах…Почему именно австрийских, я не знаю, вроде Австрия никаким боком к Йемену не лежала никогда в исторически обозримой перспективе? Может через турков, которые захватывали часть Австрийской империи, этот запас трофейных серебряных монет попал в закрома очередного имама? Догадки только…Но в тот период, на «терезии», говорят, можно было выменять — купить действительно килограмм золота, упаковать его в стеклянную банку, и так в банке и везти в Союз, что многие и делали. Совершенно незаконно, но очень прибыльно, ибо в Йемене в 60-ые годы золото стоило не дороже сахарного песка. Я эти благословенные времена не застал, а то бы…Да, ничего бы не было, все одно спустил бы всю зарплату на те же джинсы да кассеты, ей богу. О длинных инвестициях мы тогда не догадывались, горизонты планирования были по-детски короткими, да и могло ли быть иначе?

Одним из признанных атрибутов успешного «внешторговца», то есть активно выезжающего за рубеж, причем не в Болгарию с Польшей, ясное дело, в те времена считался, помимо приличной одежды, 21-й «Волги» и кооперативной квартиры, еще и американский атташе-кейс, деловой чемоданчик фирмы Samsonite с номерным замком сверху и с «взбрыкивающими» замками-открывалками по обоим бокам. Помимо чисто имиджевого значения, это произведение американского ширпотреба ценилось как за элегантный, вневременной дизайн, так и за высокую надежность каркаса, прочность, а стало быть практичность в использовании для самых разных нужд. По советской практике, в «Самсонайт» входило 5 бутылок пива, и ручка от веса не отваливалась, бока неприлично не распирало, как бывало у продукции стран социалистического лагеря. «Самсонайт» был сделан из какого-то чудесного сплава (каркас) и неимоверно прочного пластика (корпус), позволявшего предполагать, как минимум, использование космических технологий, как мне тогда казалось. У нас ничего подобного по качеству, в видимом спектре продукции, не производилось, а как там, в космической индустрии, я мог только догадываться, поэтому и предполагал «неземное» происхождение чемодана из американских Соединенных Штатов.

«Самсонайт» в Союзе, очевидно, был недостижимой мечтой любого внешторговского клерка, кто понимал толк в правильных атрибутах. «Самсонайт» — это было круто, это символ успеха, это — «жизнь удалась», почти как джинсы в студенческой среде, и у меня не возникало сомнений, что первой моей существенной покупкой в Сане будет именно этот чудесный чемоданчик. Благо в Сане имелся авторизованный салон — магазин Samsonite, прямо на центральной улице Абд-Эль — Могни. К слову сказать, кто был этот уважаемый человек, Абд-Эль-Могни то бишь, узнать мы так и не удосужились, могу только догадываться, что он был, скажем, героическим революционером, почему нет?

Стояла, правда, проблема, что с ним, с престижным атрибутом делать в пыльной и слабо понимающей значение реального шика Сане? В большинстве своем хабиры даже не слышали о существовании этой торговой марки, так что покрасоваться мне с ним было трудно. Но все равно, в один из дней, я «вывез» свой серо-стальной 3-дюймовый (это ширина) американский чемодан, на работу в Центральный военный госпиталь, положив в него для проформы какие-то ненужные конспекты и переводы. Ноль реакции. Мои врачи-хабиры просто не заметили его, только друг мой, дерматолог Игорь Турилов, поинтересовался, сколько стоит, и «на фига я такие деньги за чемодан выбросил». В полном расстройстве от неудавшегося «выхода» я вернулся в Хабуру, на обед, и тут мне улыбнулась фортуна! Старший переводчик Мамедов из Азербайджана поцокал языком, увидев меня с чемоданом в руке, и назидательно произнес:

— Вах, зачем такую дорогую вещь на работу носишь? Беречь надо.

Этого мне хватило для удовлетворения червяка своего мелкого тщеславия, и я со спокойной совестью убрал Samsonite в дальний угол своей «камеры», до тех благословенных дней, когда его можно будет каждый день носить на работу, на зависть понимающей публике. Три года не срок, ей богу. И, кстати сказать, прослужил он мне верой и правдой лет 20, не меньше, пока не развалился «вечный» замковый механизм. Ничто не вечно под луной, даже Samsonite.

И, конечно же, как только появилась на рынке новая модель, на мой взгляд, менее удачная по дизайну, я возжелал купить и ее. К несчастью, в богом забытую Сану эти модели не поступили, и я вынужден (!!!) был просить моего друга Ильяса, пакистанского врача, привезти его мне из очередной его командировки в Эр-Рияд из Саудовской Аравии. В Эр-Рияде все стоило к тому же существенно дешевле, чем в Сане. Привезти-то он его привез и принес сдуру мне прямо на работу, в Госпиталь; он-то не знал, что этого делать категорически нельзя! Ну как я мог его, мой новенький, 6-дюймовый, взявшийся вдруг из ниоткуда Samsonite, не привлекая внимания любопытных коллег, вынести из Госпиталя? Тут я рисковал быть «заложенным» начальству и особисту — как же, несанкционированные материальные связи с представителем проамериканского Пакистана, это уже серьезно.

Вот сейчас все это похоже на паранойю, а тогда было совсем не до шуток, я маскировал чемодан, упаковывал в спортивную сумку, вроде как из наряда иду, с вещами… Бред. Зато хорошая память о безумных годах тотального контроля за личной жизнью, о котором многие стали уже забывать, а некоторые и не знают даже, и, слава богу.

По приезду в Йемен, в войсковой части приписки выдавали йеменскую военную форму, зимнюю, шерстяную темно-зеленую, и летнюю, светло-песчаного цвета, английского колониального покроя, с накладными карманами (только пробкового шлема не хватало, чтобы выглядеть аутентично по-колониальному, как настоящий «сагиб» какой-нибудь). Высшим шиком было «пошить» форму у местного портного, это стоило приличных денег, но по распоряжению командира бригады, скажем, пошив для советников обычно финансировался, так что они могли щеголять в новеньких, с иголочки, сшитых по фигуре формах из дорогущего английского материала. Простым смертным, то есть специалистам и переводчикам, такая услуга была, в основном, недоступна, лишь в редких случаях удавалось договориться с йеменским начальством и получить вожделенное разрешение на спец-покрой. (Мне это удалось только один раз и то в самом конце командировки).