Обычная же выдаваемая форма сидела кое-как, мешком, если фигура хоть немного отличалась от стандартов, и эстетической радости не доставляла, казалось, что выгляжу я в ней смехотворно: рукава коротки, брюки коротки — просто ужас. К тому же, в те года модным еще считался широкий покрой брюк, а тут дудочки какие-то. Это было выше моих сил!

Рукава я, конечно, удлинить не смог, так что пришлось прибегать к проверенному обходному маневру: чаще закатывать. А вот брюки… и я взялся перешивать эти чертовы форменные брюки. Мучительный, скажу я вам, процесс, с грехом пополам мне удалось расширить брючины на пару бесполезных сантиметров, зашить обратно, чтоб хоть нитки сильно не вылезали, не выдавали мой необъяснимый здравому человеку швейный зуд. Слава богу, у меня хватило ума «перешить» только одни зимние брюки и остановиться на этом…

…Буквально через год в Союзе в моду стремительно стали входить… брюки-дудочки, это было форменное издевательство над здравым смыслом. Пройдя нелегкий путь перекройки и шитья, я сказал себе — «нет уж, дудки» — и обратно сужать штаны не стал. Действительно, надо же иметь хоть какое-то собственное мнение о ширине брюк. Собственную гордость, если хотите.

С генерал-майором Филипповым, главным военным советником, нам, переводчикам, приходилось общаться совсем немного, не по чину вроде как. Был он суров лицом, в возрасте, как сейчас я думаю, далеко за пятьдесят, коренастый, плотного телосложения, немолодой уже человек. Как и положено генералу, был строг и беспощаден к разгильдяям, нарушителям дисциплины, прогульщикам политзанятий и пр. К несчастью, переводчики относились по большей части именно к таковой группе, так что может это и к лучшему, что общаться нам тогда с генералом Филипповым почти не приходилось, в основном через начштаба, или замполита, а так чтоб «на ковер» к «самому» — редко, только уж в вопиющих случаях, припомню только пару раз, когда, например, один из переводяг баловался с гранатой боевой и ему руку оторвало…или, когда другой бегал по Хабуре, гарнизонной общаге, с угрозами убить всех «американских шпионов», которые, как ему казалось, проникли в штаб нашей группы… А так все больше издалека, на общих партсобраниях, на торжественных мероприятиях, концертах в посольстве или праздновании Нового года. Дистанция до генерала Филиппова была огромная, и, честное слово, сокращать ее мне никоим образом не хотелось — дальше от начальства, спокойней живешь, до этой житейской мудрости я как-то сам незаметно дошел.

В советской «колонии» было всего несколько человек, руководителей, относящихся к так называемой номенклатуре. Кандидатуры на эти должности утверждались в соответствующих отделах ЦК КПСС по специальной процедуре, принятой с древних советских постреволюционнных времен еще. «Номенклатура» ЦК КПСС — элита советского строя, общества. Избранные, пользующиеся набором позволенных благ, но и несущие жесткую партийную ответственность за все (от уборки урожая в колхозах до запуска искусственного спутника, от содержания журнальной статьи до сдачи электростанции, и т. д.). В наших йеменских реалиях «номенклатурой» по определению были чрезвычайный и полномочный посол СССР, предпенсионного возраста тов. Корнев В. И., торгпред СССР, его я даже не помню, главный экономсоветник тов. Джабиев (представитель ГКЭС — внешнеэкономическое ведомство, занимавшееся экономическим сотрудничеством, строительством объектов, а также поставками вооружений и техники, кстати, в те времена), главный военный советник тов. Филиппов, ну и еще обычно секретарь профкома — так именовался «освобожденный» (т. е. не имеющей иной должности, кроме этой, не занятый профессионально где-то на другой работе) секретарь парткома, партийный лидер. Для несведущих, во время оно называть вещи своими именами за рубежом не позволялось, шифровались представители политических партий и союзов так: органы КПСС именовались «профсоюзами», соответственно член партии становился «членом профсоюза», а органы ВЛКСМ (Всесоюзный Ленинский коммунистический союз молодежи) — «физкультурной организацией». Мы, переводчики, молодые комсомольцы, стало быть, назывались «физкультурниками». При этом я лично физкультурой ни тогда, ни позже вообще не любил заниматься, но секретность требует! Я представляю, как потешались над этой клоунадой, над этим секретом Полишинеля, спецслужбы разных стран мира, ведь эта схема шифров действовала везде, во всех совзагранколлективах от Америки до Китая. Считалось, что мы не можем подвергать партию и комсомол зарубежным провокативным рискам, вдруг кто решит оттоптаться на светлых идеалах и именах, а тут на тебе — «профсоюзы» только, да «физкульутрники», с этих-то чего взять? Никаких провокаций, господа хорошие! На самом деле, на территории многих стран мира деятельность коммунистических партий была тогда (да и сейчас кое-где) по справедливым соображениям безопасности общественному порядку просто запрещена, так что могли, действительно, быть накладки с законом, хотя к экстерриториальному посольству, скажем, эти законы никак не относятся, но для перестраховки можно и так. Мы тоже над этими ухищрениями конспирации тогда смеялись, так что не одни спецслужбы, не одни…

Так вот генерал-майор Филиппов, суровый на вид служака, участник войны, откуда-то из тяжелого западно-сибирского военного округа попавший на эту высокую позицию, на весь наш многочисленный воинский коллектив (человек 300 было, не меньше) страху-то нагонял, просто должностью своей, «номенклатурностью», да и характерным генеральским крутым нравом. И как же мы однажды удивились, когда вдруг начштаба попросил (!) нас, несколько переводчиков, в свой выходной день, т. е. в пятницу помочь в переезде генерала Филиппов с супругой в новую виллу!!! Именно попросил, как он потом объяснил, генерал не мог приказать нам, ведь дело почти что частное, да и день выходной…

С высоты своего опыта и сотни похожих жизненных ситуаций, с разным исходом и разным подходом со стороны высоких начальников, ребята, я просто снимаю шляпу перед генералом Филипповым Василием Ионикиевичем. Это было так неожиданно, так по-человечески, по-хорошему благородно, без начальственной обязательности, без нажима — мы споро и в охотку перевезли весь нехитрый скарб на новую виллу, помогли расставить мебель, и… были приглашены тут же на обед!!! Название жилища — вилла — не должно вводить в заблуждение, ничего такого, что могло бы вызвать ассоциации с нашими тогдашними представлениями о буржуазном комфортном доме, там не было, просто отдельно стоящий двухэтажный каменный дом, с минимумом комфорта, приличной мебелью внутри (в отличие от нашей-то общаги!!!) палисадничком вокруг и парой пальм для декорации, но не больше.

Его жена, тоже участница войны, как оказалась, накрыла на стол, выставила положенную ритуальную бутылку водки или виски, не помню уж… Мы сидели больше часа, выпили по паре рюмок с «самим», слушали их рассказы о войне (жена его была в партизанском отряде), мы тоже рассказывали что-то про себя, и, бог мой, чувствовали, что для этого человека мы могли бы свернуть горы. Вот что значит нематериальная мотивация.

Он сменился через два года, когда я был уже в Таиззе, а нового ГВС я даже не запомнил, помню только, что он был на ранг ниже, т. е. полковник.

…Неумеренное потребление алкоголя всегда кончается печально, это я на своем жизненном опыте знаю, недаром Минздрав постоянно предупреждает, да мне еще мама об этом говорила… И недаром так же говорится, что «пьяному море по колено», тоже отчасти справедливо, хотя и есть в этом большая доля лукавства, лакировка действительности, некоторое желание выдать желаемое за действительное, поза. Но это я сейчас такой умный, а нам же по молодости казалось именно так — все ни по чем. В один из таких дней, на очередной переводческой вечеринке с горячительными напитками, может праздник какой был, не помню, решено было внезапно (а это всегда внезапно, суетно, бессмысленно как-то происходило) ехать срочно к Исмаилу за виски.