Степановна замолчала, грустно глядя на растерзанный стол, и я торопливо плеснул ей в стакан. Она, не глядя, схватила его и вылила желтую жидкость в рот. Вздохнула.

– Иван, брат Костика, – продолжила она, – после всего совсем перестал с ним знаться. Сказал: ты мне не брат, я тебя знать не хочу! Но Костик свою рыжую все равно не бросил. Присушила она его, это точно. Она ж от него прямо не отходила. Все увивалась: "Костя, Костя…" Когда его за растрату на "химию" отправили, поехала следом, жила там, чтобы, значит, не передумал и другую не выбрал. У, лярва! – попыталась пригрозить кулаком Степановна, но кулак только приподнялся над столом. – Из-за этого, когда Костик в священники пошел, они в Горку и переехали. Здесь все об этой рыжей знали, никто бы в храм не пошел…

– Сюда Константин давно приезжал? – спросила Рита.

– Сюда? – удивилась Степановна. – Уже и забыли, когда видели.

– А жена его?

– Пусть бы только показалась! Здесь народ ее помнит…

– А может они были в своей Софьевке, а вы и не знаете?

– Я? – Степановна хотела обидеться, но на это у нее уже не оставалось сил. – Вы завтра уедете, а тут все будут знать, что у меня гости были. Пусть знают. К ним не ездят, а ко мне – пожалуйста…

– А собака у Кости и его жена есть? – спросил я, вспомнив разговор с Виталиком.

– Нет у них никакой собаки, – удивилась Степановна. – И не было никогда. Райка их очень не любила – покусали ее в детстве. След на ноге остался… – хозяйка хотела показать, где был след, но вовремя передумала. – Зачем ей собака? Она сама собака…

– Вот что, – она привстала, и я подскочил на помощь. – Пойду я спать. Вы тут сами. Перина, подушки – все в шкафу. Диван разложите…

Я довел ее к кровати, где Степановна, едва упав на под снятое мной покрывало, могуче захрапела. Я прикрыл ее и вернулся к Рите.

– Давай приберем! – засуетилась она, и я без слов стал помогать. Разговаривать не хотелось. Мы приехали в Прилеповку зря. Никто не привозил сюда золотых апостолов…

– Ну и перина! Я провалилась в нее, как в сугроб.

– Неужели?

– Аким! Убери руки!

– Где ты видишь руки?

– Я не вижу, я их ощущаю.

– Чувства тебя обманывают.

– Счас как дам в глаз!

– И не будет жалко?

– Ни капельки! Врежу так, что завоешь!

– Степановна проснется.

– Ее из пушки сейчас не разбудишь. Слышишь, как храпит?

– Как тигр рычит… Никогда не думал, что женщины так могут.

– Могут. Я вот тоже постарею…

– Ты? Никогда!

– Так… Где тут ручки наши шаловливые? Вот им! Вот!

– Больно!

– А ты не распускай. Я спать легла!

– Причем прямо в колготках. Ты б еще бронежилет надела!

– Если б был, – надела! Раз по-другому от тебя защититься нельзя. Ты всегда берешь женщин штурмом?

– Планомерной осадой. Я все-таки сын полковника и внук генерала.

– Да ну? Вместо того чтоб приставать, рассказал бы лучше…

– Я не пристаю, я выказываю свое расположение и симпатию.

– И многим ты ее уже выказывал?

– Только тебе одной.

– Я, конечно, сразу же поверила. Обрыдалась тут от счастья. Можно подумать, у тебя до сих пор ни одной девушки не было.

– Это все не серьезно.

– А сейчас серьезно?

– Чрезвычайно. Хочешь, я тебя с моими родителями познакомлю? Хоть завтра? Бросим эту чертову Горку и поедем?..

– Набросались мы… Ну, познакомишь… Что из того? Ты, наверное, уже с десяток кандидаток на смотрины приводил.

– Никого.

– Врешь!

– Ей богу, Рита! Мать на меня даже ругается: "Хоть бы посмотреть, кто у тебя бывает? Может, мужики голубые…". Она уже лет пять пытается меня женить. Ты им понравишься, обещаю.

– Почему у тебя до смотрин не доходило? Плохие встречались?

– Разные. Были и очень хорошие. В принципе. Только душа не лежала.

– А ко мне, значит, лежит?

– Еще как!

– Так… Руки!

– Уже убрал.

– То – то! Значит, бросал девушек?

– Расставался… От некоторых, правда, убегал.

– От меня бы не сбежал…

– Я и не хочу!

– Опять руки… Связать их тебе, что ли? Еще раз распустишь, будешь спать в машине!

– Что ты! Мне там будет холодно и одиноко. Страшно.

– Сейчас я тебя пожалею, бедненького, и возьму на ручки… Аким, я замужем.

– Неправда.

– Это почему?

– Нет обручального кольца.

– Может, я просто не ношу?

– Женщины всегда носят.

– Ладно, формально я не замужем. Но фактически – да!

– Тогда ты его бросай и уходи ко мне. Раз он тебя обижает.

– Ты, конечно же, обижать не будешь?

– Никогда!

– Все вы так обещаете. Знаю!

– Злая ты!

– Извини… Это я не на тебя злюсь – на себя. О таком парне, как ты, я всю жизнь мечтала. Высокий, красивый, умный, добрый… Вот он, рядом, даже как бы в невесты зовет, а я…

– Что ты, Рита!

– Не обращай внимания…

– Не плачь! Не надо, ей богу! Что ж он за птица такая, чтобы из-за него плакать?

– Это я птица. Он – пчела.

– В смысле – жалит?

– Да нет… Его предок – наполеоновский солдат, попавший в плен в войну 1812 года и оставшийся в России. Фамилия предка была Абей, что в переводе с французского – пчела.

– Так он Абей?

– Его фамилия – Телюк.

– Еще лучше! И этот Телюк позволяет себе… Он что, бьет тебя, обзывает?

– Что ты! Он обо мне заботится. Сам делает все по дому, даже еду готовит. Он ласковый, покупает мне подарки. Прямо как отец…

– Тогда почему ты плачешь?

– Я его люблю. Если б ты только знал как!.. Как последняя дура, наверное. Вот сейчас лежу рядом с тобой, а думаю о нем: где он? С кем?

– Он тебя бросил?

– Просто уехал на неделю. Неожиданно, не предупредив заранее.

– По-свински.

– Вот именно!

– Уходи ко мне.

– Я же его люблю!

– Разлюбишь. И полюбишь меня.