Притапливая в ярости педаль газа до пола, я пролетел первый пост Ровды на полной скорости, затем – второй. Никто не подумал остановить меня, хотя оба гаишника проводили мою "омегу" долгими взглядами. Я даже желал, чтобы они взмахнули палочками: тогда бы я отвел душу, сказав все, что я думаю об их начальнике и их самих. Но они не доставили мне такой радости…

У первого же съезда за последним постом Ровды я свернул с магистрали – без цели, просто наперекор. Но, прокатив с полкилометра, остановился на обочине. Ожесточенно затягиваясь, высосал до фильтра горькую сигарету. И только затем достал из бардачка карту…

Минуту спустя я гнал по асфальту во все сто тридцать лошадиных сил. До ближайшего областного центра было свыше ста километров, а часы на руке уже начали отсчет второй половины дня…

Я успел. Авторынок уже затихал, но людей вокруг выставленных на продажу машин и павильонов с запчастями хватало. Осмотревшись, я быстро подошел к здоровенному мужику, лениво курившему у входа.

– Что ищем? – спросил он, окидывая меня профессионально оценивающим взглядом.

– Хочу машину поменять.

– Старую на свежую? Или наоборот?

– Наоборот.

– С доплатой? – сощурился он.

– Без.

– Что так?

– Да жена! – махнул я рукой. Ярость еще не оставила меня, поэтому злость в голосе вышла натуральной. – Не нравится ей большая. Пусть будет маленькая…

Я сделал жест кулаком вверх.

– Понятно, – кивнул он. – Они это могут. Подожди здесь.

Обратно он появился со щуплым пареньком лет двадцати. Без лишних слов тот мгновенно обследовал мою "омегу" и радостно кивнул.

Несмотря на ситуацию, я едва не застонал, увидев его машину. Если бы то была лошадь, ее давно пристрелили – из жалости. Этот "эскорт" гоняли безжалостно, что было видно по его салону и кузову, кроме того, ему давно следовало отдыхать на свалке.

Поймав выражение моего лица, паренек засуетился, заелозил руками, что-то торопливо рассказывая о потрясающей выносливости своего автомобиля. Он запустил двигатель, который, к моему удивлению, не заглох сразу после старта и даже бодро стучал дряхлыми цилиндрами, будто старясь приглянуться новому хозяину. До Горки на этой рухляди можно было попытаться доехать, и я кивнул.

– С учета сегодня снять не успеем, – заспешил паренек. – Но нотариус работает. Оформим доверенности. Плачу я…

* * *

В школе меня постоянно ругали за неусидчивость. В университете – тоже. Свои отличные оценки я брал памятью, а не прилежанием, как Стас. Для меня высидеть, если так случалось, "пару" без перерыва было мукой. Я потому и обзавелся машиной (к архиву проще и дешевле было ездить на троллейбусе), что приплясывать в холод на остановке казалось мне невыносимо тяжким делом. (В теплое время на остановках можно было хотя бы с девушками флиртовать.) Моя заброшенная диссертация – следствие отсутствия склонности к методичной ежедневной работе. Само мое пребывание в стенах архива – следствие небывалого либерализма начальства. Потому я поехал в эту командировку, потому меня в нее и отправили. Как отпетого разгильдяя, который не посмеет отказаться… И вот сейчас я сидел в своем свежеприобретенном тарантасе, припаркованном на обочине недалеко от съезда к Горке и тупо ждал сумерек.

Ровда не блефовал: сразу за поворотом здесь дежурила милицейская машина. Я специально проскочил мимо по магистрали – проверил, при первом же удобном случае развернулся и теперь ждал на обочине. Машина у меня была другая, но постовой мог знать меня в лицо. Пока светло, до Горки мне не добраться. В августе темнеет около девяти вечера, ждать мне предстояло еще часа полтора.

С моего места мне была заметна отключенная мигалка на крыше милицейского "опеля", выглядывавшая в просвет придорожных кустов. Постовой, в свою очередь, меня видеть не мог – мешали те же кусты. Если бы вдруг на трассе появился какой-либо грузовик, снижающий скорость для поворота, я бы пристроился за ним: внимание постового всегда концентрируется на первой машине. Вторую он бы тоже заметил, но уже когда водителя рассматривать поздно. Как назло все грузовики на полной скорости пролетали мимо. Никому не надо было в эту забытую Богом Горку…

Я курил сигарету за сигаретой, ощущая во рту мерзкий вкус кислого табачного дыма. Месяц назад я клятвенно пообещал матери бросить, поэтому и приехал в Горку с пачкой сигарилл – слишком дорогих для государственного историка, чтобы смалить их одну за другой. Сейчас я истреблял фальшивое "мальборо", сделанное где-то в наших землях специально для таких вот идиотов, которые утром здоровому глотку свежего воздуха предпочитают надсадный кашель убитых легких…

Мигалка в просвете кустов внезапно задвигалась и исчезла. Я завел двигатель и тронулся. Если милицейский "опель" решил выбраться на магистраль, мне лучше двигаться, не привлекая внимания.

Но машина из-за кустов не показалась. Поравнявшись со съездом, я вообще не увидел ее на дороге – Ровда снял пост!

Я резко развернулся, проехал по встречной полосе, не обращая внимания на гудки машин, и свернул к Горке. Только перед самым городом сообразил: не стоит так гнать, пост, возможно, просто перенесли. К счастью, милицейской машины за железнодорожным шлагбаумом не оказалось, и я, крадучись, осторожно проехал по знакомым улицам.

…В этот раз Дуня встретила меня у ворот. И выражение лица у нее было еще хуже утреннего.

– Рита пропала, – сказала она сквозь слезы. – После того, как ты уехал. Люди видели, как к ней подошла какая-то женщина в голубом – похоже "монашка". И – все…

Я молча побежал к машине.

– В монастыре ее нет, – тараторила Дуня, семеня рядом, – Виталик с милицией все там обыскали. Сейчас ищут в других местах… Куда ты?

Я захлопнул дверцу прямо перед ее носом и визгом развернулся на пустынной улице. Мотор "эскорта" отчаянно заревел, разгоняя машину…

На площади перед монастырем стоял автобус, возле которого суетились какие-то женщины, затаскивая в салон вещи. Я схватил одну за плечо. Испуганно ойкнув, она обернулась. Это была уже знакомая мне круглолицая монашка, только одетая в обычное платье. Узнав меня, она заулыбалась.

– Что тут у вас происходит?

– Батюшка объявил, что монастырь закрывается, и велел всем уезжать. Вот, автобус пригнали. Некоторые девушки плачут, я – нет! – со значением сказала она и добавила: – Тут у нас целый день суматоха. После обеда приходила милиция, обыскала весь монастырь. Чего искали?.. – удивленно протянула она. – Говорят, какую-то девушку. Но наши все здесь…

– Веди меня к попадье!

– Ее второй день никто не видел.

– А отец Константин?

– Он у себя, заперся.

– Веди!

Она попыталась возразить, но я сильнее сжал ее плечо, и она подчинилась. Сейчас мне было не до сантиментов.