– Позовут. Если найдем. Гарантирую.

– Ты думаешь, они, действительно существуют? Апостолы?

– Это ты у меня спрашиваешь? Кто их видел?

– После всего, что произошло в последние дни, я глазам верить боюсь. Тем более что все было впопыхах – страшно там в подвале. А ты – историк, лучше должен знать.

– С точки зрения истории эти апостолы – миф.

– Почему?

– Потому что не могло быть фигур в рост человека из золота или серебра. Их некому было в то время изготовить и неоткуда привезти. Фигуры могли быть позолоченной деревянной резьбой, типичной для того времени. В католических храмах и сегодня таких полно. Но это в храмах. Сомнительно, чтобы дерево в подвале пережило века. Или сгнило бы, или шашель съел.

– Шашель?

– Древесный жучок. Если заведется, любое дерево переработает в пыль. В наше время есть специальная пропитка, но в то время не было. Хотя… Золотое покрытие… Но за деревянные фигуры, хотя они и представляют историческую ценность, не стали бы убивать. И графу незачем было их прятать. То, что мы видели, подтверждает подлинность письма Чишкевича. Золотые блестки на ветхой рогоже… В этих кулях было золото. Кроме того, в письме графа Чишкевича утверждается, что каждый куль с трудом несли двое…

– Значит, золотые?

– Пусть даже позолоченное серебро! Все равно мировая сенсация! Тебя на руках будут носить.

– Я попрошу, чтобы и тебя несли рядом… Вот только куда апостолы подевались?

– В Прилеповку их точно не привозили. Эти бабки знали бы… Перепрятать далеко их тоже не могли – вы видели апостолов всего два дня назад. Двенадцать тяжеленных скульптур… Загадка!

– Но мы ее разгадаем?

– Если повезет.

– А если нет?

– Вернемся домой не солоно хлебавши. В историческом поиске это бывает сплошь и рядом.

– Я не хочу не солоно. Мы должны их найти!

– Попытаемся.

– Кузьма бы нашел.

– Конечно…

– Не издевайся. Мы с ним этой весной полтора миллиона долларов нашли, которые грабитель спрятал. Лес, снег и никакой карты. Кузьма за четыре часа…

– Читал в газете. Ты, случайно, тогда не приврала?

– Точно в глаз получишь!

– Молчу.

– Ты не молчи, думай! Кузьма говорил: люди не собаки, они не чувствуют, они думают.

– Ты теперь целый вечер будешь его цитировать?

– Если поможет.

– Тогда надо было его сюда везти. Не выпроваживать за границу. Пусть бы он тебя и от еретника спасал и по подвалам водил.

– А ты – злой!

– Не зли – и буду добрым.

– Обещал не обижать.

– Стараюсь изо всех сил. Но очень трудно. Я ведь тебе не рассказываю, какие замечательные девушки были в моей жизни.

– А я не упрашиваю взять меня в жены!

– Договорились… Пойду я, наверное, в машину…

– Не уходи.

– Что так?

– Мне будет страшно одной.

– Здесь же Степановна!

– Она так храпит, что есть она или ее нет… Прости, если обидела.

– И ты меня прости.

– Давай спать.

– Давай!

– Только ты пообещай, что не будешь ко мне приставать.

– Это трудно обещать. И еще труднее сдержать слово.

– Ты постарайся. Я помогу. Вот, отдвинусь к краю, укутаюсь в свое одеяло… Буду молчать.

– Я постараюсь. Но ты мне тоже пообещай.

– Что?

– Если у тебя вдруг с этим Кузьмой… Словом, если у вас…

– Поняла. Тогда я куплю бутылку шампанского и букет цветов…

– Я сам куплю! Ты только дай мне знать. Любым способом. Я буду ждать.

– Обещаю. Спасибо, что сказал.

– Почему?

– Ночь, луна, перина, девушка рядом, а вечером еще настойка боярышника случилась… Теперь я верю тому, что ты говорил прежде.

– Какая ты!..

– Я говорила: вредная!

– И за что вас, вредных, любят?

– Причем сильнее, чем хороших. В том-то и беда…

Никто не встретил нас у дома деда Трипуза. Я сам открыл ворота, загнал машину во двор, и только тогда в окне веранды мелькнуло заспанное лицо Дуни. Щелкнул замок, и через мгновение она повисла у меня шее.

– Ну что ты! Что ты, маленькая…

Я гладил ее по вздрагивавшим худеньким плечикам.

– Я думала: ты… вы уже не вернетесь…

Я аккуратно расцепил ее руки, поставил Дуню на землю. Лицо у нее было не только заспанное, но и измученное – с синими тенями под глазами.

– К нам ночью волк приходил, – сказала она, подавляя слезы. – Тот самый: большой, черный. Выл во дворе, в окна заглядывал. Мы с дедушкой ночь не спали, молились…

Я оглянулся на Риту, Лицо ее было бледным.

– Это еще не все, – порывисто вздохнула Дуня. – Виталик звонил: прошлой ночью убили деда Лешу.

– Сторожа монастыря?

Я невольно вспомнил: заросшее седой морщинистое лицо и хриплое: "Спасибо!" Кому помешал этот одуванчик?

– Как это случилось? – спросила Рита.

– Перегрызли горло, – всхлипнула Дуня, – как и Татьяне Сергеевне. Мы, наверное, последними его живым видели. Тело нашли днем на берегу. Люди теперь боятся вечерами из домов выходить. Говорят, бешеный зверь из леса прибежал. А дед говорит: не бешенный. А тут еще вы пропали…

Мы молча позавтракали во дворе. Степановна утром предложила нам яичницу, но воспоминания о настойке боярышника были еще очень свежи в наших телах, и мы отказались. Хотя в этот раз я не блудил по дорогам, как пьяный тракторист, в Горку мы приехали поздно. И все равно есть не хотелось. Вкусные дунины блинчики с медом не лезли в горло, так что я обрадовался, когда в кармане запищал телефон. Это был Стас.

– Как дела? – живо спросил он, едва поздоровавшись.

Я вкратце описал события последних суток.

– Значит, информация подтверждается, – деловито заключил он.

– Ну… – начал было я, но он прервал:

– Если бы существовали только свидетельства твоей журналистки, дело другое. Но ты – профессионал и нашел объективные артефакты: остатки рогож со следами золота. Значит, я не зря доложил шефу.

Я не нашелся, что ответить: такой прыти от него я не ждал.

– Слушай! – продолжил он, ничуть не смутившись. – Завтра в Горку прибудет целая группа: наши и специалисты из МВД. Шеф всех на ноги поднял. Сказал, что нельзя допустить, чтобы национальное достояние снова уплыло за границу. Жди. Твоя командировка продлена на неопределенный срок…