litbaza книги онлайнРазная литератураИ слово это было - Россия.. «Спаси меня... Соловецким монастырем» - Петр Петрович Татауров

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Перейти на страницу:

А позднее, по утверждению С. А. Соболевского, «жалел» об этом, «когда лично узнал Дундука»{59}.

Сложными были у Пушкина отношения и с цензором А. В. Никитенко. Познакомились они 8 июня 1827 года у А. П. Керн. Никитенко записал в своем «Дневнике: «Никто из русских поэтов не постиг так глубоко тайны нашего языка, никто не может сравниться с ним живостью, блеском, свежестью красок… Ничьи стихи не услаждают души такой пленительной гармонией»{60}. Затем Никитенко встречал Пушкина у П. А. Плетнева, у Н. И. Греча и других.

Никитенко приходилось исполнять строгий цензурный устав, а в отношении Пушкина и прямые указания министра просвещения С. С. Уварова. Это не способствовало дружбе. Сам А. В. Никитенко нередко с болью пишет в своем «Дневнике» о жестокости цензуры, «о «свирепом преследовании идей, без которых… ни одно государство не может идти вперед по пути к могуществу и благоденствию»{61}.

В другом месте: «У нас на образование смотрят как на заморское чудище: повсюду устремлены на него рогатины; немудрено, если оно взбесится»{62}.

А. В. Никитенко всю свою сознательную жизнь писал дневник. Три тома его — выразительный документ литературно-политической истории России XIX столетия, одно из самых впечатляющих произведений мемуарной литературы минувшего века.

И вот в этом «Дневнике» современник Пушкина подробно живописует северные губернии того времени. Отметим, что это было время, когда лучшие умы России, вдохновленные отчаянной решимостью декабристов, искали пути обновления жизни. И среди них были недавно назначенные архангельские адмирал-губернатор Роман Романович Галл и гражданский губернатор Илья Иванович Огарев. С большим уважением пишет о них А. В. Никитенко: «Теперь губерния по возможности благоденствует под начальством двух простодушных и добрейших людей: адмирала Галла и гражданского губернатора Огарева. За последним, кроме того, важная заслуга: он объявил войну ворам и взяточникам и сам не поддается никаким соблазнам, хотя их много в таком торговом городе, как Архангельск. Огарев… с величайшим рвением заботится о просвещении… И вот и военный губернатор жаловались, что все их представления об устройстве и благосостоянии губернии остаются без всякого действия в Петербурге. В прошлый голодный год Огарев благоразумными мерами прокормил всю губернию: за это ему не сказали и спасибо»{63}.

Но по теме нашего рассказа особо интересными кажутся нам заметки Никитенко о Соловках:

«Посетили мы и Соловецкий монастырь. Остров Соловецкий имеет семнадцать верст в ширину и двадцать пять в длину. Монастырь на нем — один из древнейших в России. Монахов насчитывается более ста. Замечательно при монастыре отделение, где содержатся государственные преступники. Они ссылаются сюда на бессрочное заточение, большею частью на всю жизнь. Ныне сих несчастных сорок человек — между прочим, два студента Московского университета за участие в заговоре против государя. Недавно один из заключенных, А. С. Горожанский, сосланный в монастырь за соучастие с декабристами, в припадке сумасшествия убил сторожа. Каждый из заключенных имеет отдельную каморку, чулан, или, вернее, могилу: отсюда он переходит прямо на кладбище…»{64}

Как видим, монастырские власти ничего не скрывают от высокопоставленных чиновников. Но нужно и помнить, что эти записки увидели свет лишь в конце 80-х годов XIX века, а современники Пушкина этих подробностей не знали. Но продолжим рассказ Никитенко:

«Всякое сообщение между заключенными строго запрещено. У них нет книг, ни орудий для письма. Им не позволяют даже гулять на монастырском дворе. Самоубийство — и то им недоступно, так как при них ни перочинного ножика, ни гвоздя. И бежать некуда — кругом вода, а зимой непомерная стужа и голодная смерть, прежде чем несчастный добрался бы до противоположного берега.

Между достопримечательностями монастыря — мечи Пожарского и Скопина-Шуйского, украшенные драгоценными камнями. Здесь погребен Авраамий Палицын. В монастырской библиотеке много древних рукописей и грамот. Теперь в монастыре уже более шести недель живет Бередников, товарищ Строева. Он занимается разборкою архива и выписками из находящихся в нем сокровищ. Монахи на него негодуют, потому что он не показывает им своих выписок и извлечений…»

Далее Никитенко пишет о настоятеле монастыря Досифее, его работе над историей этой знаменитой обители, о старообрядчестве на Севере России…

Поясним цитату. В архиве монастыря с разрешения Синода работал Я. И. Бередников, помощник известного в России археолога и историка Павла Михайловича Строева. Пушкин был знаком с ученым и хорошо знал его творчество. Они вместе сотрудничали в «Московском вестнике» М. Погодина{65}. Пушкин высоко ценил работу Строева «Ключ к Истории государства Российского И. М. Карамзина» и после опубликования ее в Москве в 1836 году, в четвертом выпуске своего «Современника» поместил краткую заметку об этом знаменательном событии. Он писал: «…Строев оказал более пользы русской истории, нежели все наши историки с высшими взглядами, вместе взятые… Строев облегчил до невероятной степени изучение русской истории…»

Возвратясь из поездки на Север, Л. В. Никитенко стал работать над изданием «Поэм и повестей А. С. Пушкина» и «Стихотворений Александра Пушкина», которые увидели свет в 1835 году. Есть основания предполагать, что цензор поделился с Пушкиным своими северными впечатлениями.

А. В. Никитенко с великой скорбью встретил известие о кончине А. С. Пушкина. Он нашел мужество на заседании Цензурного комитета резко не согласиться с указанием министра Уварова о новой цензуре уже известных всей России пушкинских произведений при подготовке первого посмертного собрания сочинений. Протест Никитенко поддержал В. А. Жуковский, который добился у императора разрешения печатать без изменения уже известные сочинения поэта.

Никитенко записал в «Дневнике»: «Спрашивается: можно ли что-либо писать и издавать в России? Поневоле иногда опускаются руки, при всей готовности твердо стоять на своем посту охранителем русской мысли и русского слова. Но ни удивляться, ни сетовать не должно»{66}.

Объективности ради скажем, что Никитенко никогда не имел революционных устремлений. Напротив, он был осторожным и умеренным чиновником либерального толка. Но и его душу весьма беспокоили противоречия: «Часто, очень часто… я бываю поражен глубоким, мрачным сознанием своего ничтожества… О, кровью сердца написал бы я историю моей внутренней жизни! Проклятое время, где… общество возлагает на вас обязанности, которое

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?