мысленные и в какой-то степени осуществленные путешествия самого Пушкина. Пушкин стремился посетить те места, где вершилась история. Вспомним его поездку в Киев, розыски им могилы Мазепы; посещение Казани; Нижнего Новгорода; поездку по пугачевским местам. История петровского и послепетровского времени волновала поэта, первые «Заметки по русской истории XVIII века» им написаны еще в августе 1822 года. «История Петра», над которой он плодотворно работал в конце жизни, по существу, всегда интересовала его. Вскоре после Болдинской осени, в 1831 году, Пушкин сообщает Бенкендорфу о своем «давнем желании… написать историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III…». И Пушкин знал, что преобразователь России счел необходимым трижды посетить Беломорье и его столицу — Архангельск, единственный в то время порт огромной страны, где царь заложил основу отечественного морского кораблестроения.

И в Болдинскую осень, когда 10 и 11 октября он пишет стихотворение о Ломоносове «Отрок» и письмо, в котором упоминает Архангельск, он тоже думает о Петре. Ибо последняя строка стихотворения «Отрок» первоначально была записана так: «Будешь умы уловлять, будешь подвижник Петру».

Поэтому не исключено, что исследуемый загадочный отрывок (если допустить, что это — онегинское «Путешествие») — не что иное, как попытка Пушкина послать Онегина познакомиться с беломорским Севером.

А быть может, эти две строфы предназначались для «декабристской» главы? Они написаны около 16 октября, а 19 октября эту главу Пушкин сжигает. Кстати, знаменитая «шифровка» этой десятой главы записана на той же бумаге (№ 43), что и загадочный отрывок и «Отрок». И смысл строк можно соотнести с ее содержанием, ибо зловещая репутация Соловков была широко известна. И многих декабристов, как мы уже знаем, первоначально замышлялось отправить именно на Соловки.

Однако вернемся в октябрьские дни болдинского заточения Пушкина в 1830 году. Дни идут. В октябре написаны повести «Выстрел» и «Метель»; написана, зашифрована и сожжена десятая глава «Евгения Онегина»; драматические произведения «Скупой рыцарь» и «Моцарт и Сальери»; стихотворения, статьи и письма…

И хотя Пушкин дорожит вдохновением, мысли о скорейшем возвращении к невесте постоянно беспокоят его. Надежд на то, что холерные карантины ослабнут, нет никаких, и он пишет 29 октября Наталье Гончаровой: «Если вы в Калуге, я приеду к вам через Пензу; если вы в Москве, то есть в московской деревне, то приеду к Вам через Вятку, Архангельск и Петербург. Ей-богу не шучу…»

Снова — кружной путь, и снова упоминается Архангельск. Но это уже реальный маршрут. И этот же маршрут Пушкин снова повторит в письме к невесте от 4 ноября. Значит, поэт всерьез думает о вынужденной поездке кружным путем через северные губернии России.

Вероятно, намерение Пушкина посетить Архангельск вызвано и тем, что в это время гражданским губернатором там служит давний его приятель — поэт, прозаик, переводчик Владимир Сергеевич Филимонов, автор широко известной поэмы «Дурацкий колпак»{55}. Пушкин знал, что Филимонов находится в Архангельске; подтверждением тому является письмо к Пушкину Ф. Н. Глинки от 17 февраля 1830 года из Петрозаводска, где он служил в это время. В этом письме есть строка: «Филимонов, из Архангельска, прислал мне свой «Дурацкий колпак» и прекрасные стихи ваши к нему».

Но ехать кружным путем Пушкин так и не решился. Пошли слухи об ослаблении карантинов, да и не отпускало удивительное вдохновение, счастливо поселившееся с поэтом в Болдино. В ноябре написаны: драматические произведения «Каменный гость» и «Пир во время чумы», прозаическая «История села Горюхина», предисловие к «Евгению Онегину», шесть стихотворений, четыре литературно-критических статьи и письма невесте, друзьям и родным.

И лишь 28 ноября дворовые люди Болдина проводили его в неблизкий путь на Москву. Задержки в карантинах были уже не столь строги, и 5 декабря Пушкин приехал в Москву.

ИЗ «ДНЕВНИКА» ЦЕНЗОРА

Россия, встревоженная восстанием декабристов, всматривалась в самое себя. На ее окраинах процветали беззаконие, самоуправство властей, безграмотность, отупение и пьянство.

Подвиг декабристов хоть немного встряхнул периферийную действительность, заставил задуматься: во имя чего поднялись «сытые и грамотные» дворяне? Неужели что-то можно в этой жизни изменить?

Оказывается, можно. На Беломорье долгие годы самоуправно властвовал генерал-губернатор огромного северного края С. И. Миницкий. Пользуясь неограниченной властью и окружив себя подобострастными чиновниками, он погряз в злоупотреблениях, взяточничестве и коррупции. Но вот в 1828 году в Архангельск, получив назначение на должность вице-губернатора, приезжает Александр Ефимович Измайлов, известный баснописец, автор уже нескольких изданий «Басен и сказок». А. С. Пушкин хорошо знал этого добродушного, остроумного и глубоко честного человека, они часто встречались в литературных салонах Петербурга. Так, 6 декабря 1827 года на именинах у Н. И. Греча Измайлов читал свои забавные куплеты в честь хозяина. «Пушкин был в восторге от них, списал и повез к Карамзиной»{56}.

И вот Измайлов приехал в Архангельск. В одном из писем он писал: «Кажется, могу похвастаться, что после Ломоносова до меня не было в Архангельске ни одного известного поэта…»{57}Очень скоро Измайлов столкнулся с властительностью Миницкого и его чиновным окружением. Пытаясь «вывести на свежую воду все плутни» генерал-губернатора, он направил в Петербург сообщение о злоупотреблениях его. Но борьба была неравной. Миницкий успел заранее сам явиться в Петербург и оклеветать своего подчиненного. Указанием Министерства внутренних дел Измайлов был отстранен от должности и весной 1829 года вернулся в Петербург. «Лучше быть отставлену за правду, нежели за участие и связи с плутами и ворами», — скажет в заключении этой службы Измайлов.

Но борьбу с Миницким подхватил гражданский губернатор Архангельска Владимир Сергеевич Филимонов, который прибыл в столицу Беломорья в конце 1828 года. Северу везло на литераторов, ибо Филимонов также был известным в то время поэтом, прозаиком, журналистом. Он был автором прозаических записок «Искусство