Здесь же был выставлен подарок Брайди, гадкий утенок в лебединой стае. Над ним она работала по ночам, при свете маленькой керосиновой лампы на прикроватной тумбочке. Мисс Бригита Моллой, обвиняла надпись на карточке. Буквы «М» и «Б» как будто вопили. Брайди надеялась, ее подарок останется незамеченным, но…

– Какая прелестная вещица! – сказала Дакси и рукой в перчатке взяла (о господи!) скромную кружевную салфетку.

Жаль, она была связана крючком, а не иглой, позволяющей через тысячи стежков сочинить хитроумные узоры, которым на своих уроках обучила сестра Гортензия. Да вот беда, не было льняной нити, только хлопковая, пришлось вязать стальным крючком. Эта долгая кропотливая работа выражала благодарность, для которой не находилось слов.

– Где ты ее раздобыла? – спросила Дакси, разглядывая ажурный узор на просвет. Восторг ее показался неумеренным, когда, получив ответ, она воскликнула: – Сама?!

Но, как ни странно, Брайди удостоилась похвал и других девушек, когда, стараясь не греметь подносом, убирала со стола ушастые миски и подавала устрицы в соусе, салат из лобстера и треугольные сэндвичи с оливками.

Позже рукоделие, которому Брайди обучилась у монахинь, считавших, что им непременно должна овладеть всякая женщина, стало для нее источником денег на булавки. По городу разошлась слава: она почти задаром сотворит то, что на Дамской миле стоит бешеных денег.

Недавно установленный орган заиграл свадебный марш из «Лоэнгрина», и с первыми его тактами процессия парами двинулась по проходу: впереди шаферы (как хорош Бенно в визитке!), за ними восемь подружек невесты в розовых платьях, оттенок которых у каждой последующей пары всё светлее, затем свидетельница Рейчел в бледно-бледно-розовом наряде и маленькая племянница Эдмунда в платьице из белого тюля. И вот она, Сара: охваченная смятением, скромно потупила взор, устремив увлажнившиеся глаза на свои белые атласные туфли, ступившие на самую главную в ее жизни дорогу.

Какое счастье чувствовать надежную руку отца! Боже мой, ее всю колотит. Дрожит каждая клеточка. Колышется даже брошь, свадебный подарок Эдмунда, – жемчужины и бриллианты в виде кометы. Наверное, и бутоньерка трясется, как овечий хвост.

Сара чуть успокоилась, увидев Эдмунда, ожидавшего ее перед алтарем. До чего же он красив в черном сюртуке с белым бантом в петлице!

– Помедленнее, дочка, – шепнул отец, и Сара виновато поняла, что ускорила шаг.

Для нее этот день знаменовал головокружительное начало, а для него – своего рода конец. Старший ребенок в семье, она помнила мать, что было не дано младшим сестрам и брату. Все вокруг говорили, во многом Сара – копия покойной матери, и это означало, что с ее уходом из дома отец как будто снова теряет жену. Хорошо, что вместе с Бенно он отправится в турне по Европе, эта поездка – его подарок сыну к окончанию школы.

Сара трижды легонько пожала отцовскую руку, что с детства было их тайным знаком, означавшим безмолвное «Я… тебя… люблю», и сквозь рукав сюртука почувствовала его ободряющий ответ.

Она отметила, что шнуры на торцах передних скамей превращены в гирлянды и не выглядят обычной загородкой. Сара мысленно возблагодарила миссис Кэнфилд, знатока всех тонкостей и подарка судьбы для невесты, лишенной, к несчастью, материнского руководства.

В первом ряду рыдала мать Эдмунда, но даже ее черные пелерина с мантильей не сумели затмить счастья Сары.

Отец передал ее Эдмунду. Сара взяла под руку своего без пяти минут мужа (супруга!), и они встали перед преподобным Биервертом во фраке, приступившим к благословению. Эдмунд погладил дрожащую руку Сары, словно передавая ей часть своей силы.

– …Да будет жена во всем опорой мужу и народит ему детей…

Потом жених и невеста повернулись лицом друг к другу, чтобы дать клятву верности. На миг Сара отвела взгляд – Эдмунд ослеплял, точно солнце. Слова клятвы она повторила за священником, а вот Эдмунд сам отчеканил ее без запинки, ибо наизусть выучил обет, соединяющий их на всю жизнь.

Видела бы это мама! Как жаль, что ее здесь нет. Нет и бедной тети Герты, так много для них сделавшей. Весной пришло сильно опечалившее их известие, что она погибла на пароходе, перевернувшемся в Чесапикском заливе. Саженец клена, который тетушка привезла в память о Сариной матери, вырос в красивое раскидистое дерево и теперь напоминал и о самой Герте.

Сквозь слезы, застившие глаза, Сара разглядела сверкающее кольцо в руке Эдмунда. Во времена ее матери в церемонии всегда возникала заминка, пока невеста мучительно стягивала перчатку, Сара же просто оттянула шелк с безымянного пальца. (Для облегчения древней традиции на левой перчатке имелся специальный разрез – еще одно хитроумное новшество в ряду современных достижений.) Эдмунд надел ей кольцо. Они стали мужем и женой.

В следующий раз Сару допустят в алтарную часть уже с ребенком на руках. Она представила младенца в ворохе кружев длинной сорочки, в которой крестили поколения Холлингвортов.

По кожаному верху экипажа простучал град из зерен риса и атласных туфелек от восторженной толпы провожающих, сгрудившихся на крыльце Холлингвуда. Но вот захрустел гравий под колесами, Сара бросила прощальный взгляд на дом. Там были все, кого она любила, и на секунду возникла мысль: зачем я их покидаю?

В следующий раз она проедет через эти каменные ворота замужней дамой, которая вьет семейное гнездо в большом несуразном особняке на Вайн-стрит, принадлежащем Портерам уже более ста лет. Сара постаралась представить себя в пустых темных комнатах с бархатными шторами на окнах, но не смогла. Ладно, до возвращения из свадебного путешествия об этом можно не думать.

Экипаж миновал сторожку, и Сара приготовилась, что сейчас Эдмунд заключит ее в объятья и осыплет поцелуями, как многажды обещал в своих письмах.

Сердце ее забилось сильнее, когда он взял ее руку в свои ладони. Каким страстным он выглядел в письмах, этих омытых чернильными морями бесчисленных страницах цвета слоновой кости с признаниями в любви и душевными излияниями, порой приходившими дважды на дню: Доселе я не изведал тот совершенный восторг любви, какой вызываешь ты…

– Слава богу, вся эта кутерьма закончилась. Правда, милая? – сказал Эдмунд.

Кутерьма? Вот, значит, чем для него была свадьба – вершина ее годовых трудов. Уйма времени потрачена на пригласительные билеты, приданое, чаепития и подарки подружкам невесты, платья для них и для нее, вуалетки, цветы, распределение мест на застолье, меню, музыку, цвет лент на коробках, в которых гости унесут куски свадебного торта. Одно, другое, третье до поздней ночи, да еще кошмарные сны, в которых она упустила что-то неимоверно важное или не явилась в церковь, напрочь перепутав время венчания.