Зато сложилось другое. Река — это, конечно, не море. Но водить суда по реке — это тоже, если хотите, судьба. Биография. Какой, например, непередаваемый драйв пройти этак ночью по Неве под разведенным Троицким мостом. Кругом огни, огни… Мимо набережных, мимо дворцов — словно по кровеносной артерии к самому сердцу города, который спит и ничего о тебе не знает. Ни о чем не догадывается. А за тобой уже какой-нибудь буксиришко пыхтит, толкает баржу с песком, кирпичом, гравием…

А ты идешь себе самоходом. Ты — капитан. А это — твой корабль. И сам бог не ведает, куда ты его направишь, оставив позади Троицкий мост, к каким причалишь берегам…

Аристарх Медведев сидел в рубке один. Включил приемник. Прослушал прогноз погоды на завтра. Что ж, синоптики вроде обещают погожий день. Осень грядет — осень, осень золотая… А впереди — только река. Чистый воздух, холодные рассветы, простор, свобода поступков.

Но от чего же тогда такая гниль на душе? Смертная, неизбывная тоска?

Он слушал радио, ритмично постукивая ребрами ладоней по колену. Это была многолетняя привычка. Когда-то он профессионально занимался карате-до. И это ему очень пригодилось в жизни. Он помнил — подобные приступы случались с ним и прежде. И всегда он находил способ прогнать сосущего сердце тоскливого уродца. Все снова возвращалось в привычную колею. Приходилось только ограждать себя от разных неприятных последствий.

После бессонной ночи Катя была словно в лихорадке. С «драгоценного» же все было как с гуся вода — он с утра пораньше совершил пробежку по набережной, принял душ, побрился, с аппетитом позавтракал и отчалил.

— Где тебя искать-то? — спросила Катя.

— Сначала в офисе, потом со Ждановичем поеду разбираться. — Он на ее глазах включил мобильник. — Вот связь.

И все — лаконично и ясно. Словно и не было длинного ночного разговора. «Возможно, он просто привык к моей работе, — думала Катя по дороге в главк, трясясь в троллейбусе. — Возможно, для него все, чем я с ним делюсь, не более чем просто очередная новость. Ну серия убийств, ну и что с того? Он вон говорит — у вас каждый день убийства». К тому, что рассказал ей сам «драгоценный», она пока еще толком не знала, как относиться. Надо же, его наняли на несколько дней в охранники к Алексею Ждановичу — хорошо это или плохо? Судя по тому, во сколько он вчера вернулся домой, — хлопотно и беспокойно. А впереди еще и скандал какой-то маячит публичный, если Жданович все же, несмотря на все усилия и предосторожности, пересечется с Кириллом Боковым.

Но, честно говоря, все эти чужие страсти мало занимали Катю. О Ждановиче и Викторе Долгушине она вспомнила позднее — они прочно связывались у нее с городом на Неве.

На работе она первым делом позвонила в розыск — Колосову, узнать, нет ли еще каких новостей по задержанным в поселке Красный Пролетарий, по барже. Но Колосов уехал в областную прокуратуру. Оперуполномоченный из отдела убийств принес Кате дискету с материалами по убийствам в Петергофе и Белозерске. Среди материалов было и несколько фотографий.

Некоторые были ужасны, те, что были пересланы из Петергофа. Вид утопленника, достаточно долго находившегося в водах Финского залива, вызывал тошноту. Катя углубилась в изучение справок, протоколов осмотра мест происшествий. В Петергофе это был участок берега, в Белозерске — территория бывшего гаражного кооператива. На дискете не было материалов по Валерии Блохиной. Надо было смотреть уголовное дело и рабочую документацию розыска.

Для начала Катя особо выделила для себя петергофскую находку. Тело неустановленного потерпевшего, как значилось в справке, было обнаружено 2 января. Однако, судя по внешнему виду, тело до момента обнаружения пролежало на берегу не менее двенадцати часов. Катя, пересиливая себя, взяла в руки снимок с места происшествия. Признаки разложения… «перчатки смерти»… Все эти «водные» прелести налицо.

В памяти всплыла картина — она стоит на очищенной от снега террасе Монплезира. Тут же Вадим и Серега Мещерский с бутылкой шампанского. В темное небо со свистом взлетают петарды, рассыпаясь в вышине тысячей разноцветных огней. Где-то там, за аллеями парка, — темный дворец Марли, чугунная ограда. Обледенелый спуск к берегу залива. «Когда мы тогда вечером 1 января были в Петергофе, тело уже было на берегу, — подумала Катя. — Оно было там, совсем недалеко, а мы…»

Ей вспомнился их с «драгоценным» номер в отеле — бежевые шелковые обои, плотные шторы, стильные лампы, вид на Исаакий. Она так желала и так боялась увидеть на фоне окна некий призрачный силуэт, профиль мертвеца, навек лишенного покоя и блуждающего по новым, перестроенным гостиничным коридорам. А получается, что мертвец стерег ее совершенно в ином месте. Если бы тогда они в парке пошли не к Монплезиру, а к дворцу Марли, то…

«Нет, мы бы не увидели его, — Катя отложила снимок. — Было уже поздно, темно. Его даже охрана парка не сразу заметила. Только наутро».

Она выбрала из пачки фотографий другую — еще одно тело, это уже белозерская «находка». На снимке был запечатлен голый мужчина, лежавший навзничь на бетонной площадке перед гаражом. Мужчина был вполне упитанный, если не сказать толстый. Его руки, ноги, грудь, пах были покрыты густой темной растительностью. Он был брюнетом, явным южанином. Как и на теле Валерии Блохиной, спереди на теле имелся длинный ножевой порез. На другом снимке, где труп в ходе осмотра был уже повернут на живот, аналогичный порез был зафиксирован и на спине.

Некто, как и с Валерии Блохиной, срезал с гражданина Манукяна Рафаэля Мовсесовича всю одежду.

«Зачем он раздевает свои жертвы? — подумала Катя. — Зачем раздевает именно таким способом, используя нож? Ведь убивает-то он их выстрелом из пистолета. Или это для него какой-то важный ритуал? Какой?»

Она осматривалась в мертвое лицо Манукяна. Приятный, сравнительно еще молодой. Полнота вот только немного его портила… Был он владельцем передвижного зооцирка. И, не моргнув глазом, погубил всех своих питомцев. Бросил животных — голодных, на морозе, на произвол судьбы. Колосов вон сказал: там был звериный Освенцим. А сам-то, сам-то Манукян по виду такой сытый, поесть, наверное, вкусно всегда любил и ни в чем себе не отказывал.

«Что же связывает его и Блохину? — думала Катя. — Что связывает его и этого неизвестного из Петергофа?»

Она перешла к изучениям снимков улик, найденных на трупах. Да, Никита Колосов был прав — везде, видно даже невооруженным глазом, одни и те же предметы использованы — синтетический шнур и маленькие квадратные жетоны из металла с дыркой. Действительно, чем-то напоминают личные воинские жетоны и одновременно номерки для вешалки. И еще бирки. Да, бирки с инвентарными номерами.

Катя сравнила фотоснимки, достала листок с переписанным номером с жетона, найденного на руке Валерии Блохиной. Внимательно пересчитала во всех трех номерах количество букв и цифр. Что же получается? Количество букв везде совпадает, причем на всех трех жетонах буквы одинаковые — "К" и "У". Буква "К" идет первой, за ней цифры, затем идет буква "У" и после нее знак "№" и снова цифры. Число цифр на жетонах — разное. И что все это может означать?