Кафе я тоже не люблю. В студенчестве, если уж похода в кафе было не избежать, я обычно заказывал что-то и не притрагивался к этому. Конечно, это жутко не нравилось персоналу. И друзья косо смотрели. Сейчас все больше мест с самообслуживанием, в барах наливают прямо перед тобой, так что я чувствую себя спокойнее.

Почему?

Может прозвучать глупо, но в кафе или баре всегда есть множество возможностей добавить в твой напиток яд. Вот почему.

Хмм… Ну, что я могу сказать? Возможно, это все из-за того происшествия. Не знаю. У меня всегда была мизофобия[59] — думаю, это тоже могло повлиять. Еще ребенком я не мог есть печенье сэмбэй[60] или мандзю, если кто-то к ним прикасался. Я никогда не пил с друзьями из одной бутылки и, помню, не мог пользоваться одним полотенцем для рук с другими членами семьи.

Брат тоже какое-то время не притрагивался к соку, но после переезда быстро успокоился. Стоило кому-то предложить ему что-нибудь вкусненькое, как он, не сомневаясь, соглашался. Так что не думаю, что я такой из-за произошедшего тогда.

Сейчас я воспринимаю это скорее как природную самозащиту.

Нынче постоянно слышишь о случаях отравления. Даже на рабочей кухне может произойти черт знает что. Никогда не знаешь, кто затаил на тебя злобу и когда она выйдет на поверхность.

Мужчины особенно рискуют. Они с детства привыкли, что за них все делают матери, а еда и напитки появляются перед ними вот так просто, стоит только захотеть. Они и не задумываются, через сколько рук не известных им людей проходит все, что они собираются положить в рот. Ну, такие женщины тоже есть.

По работе я часто имею дело с исполнительными директорами зарубежных компаний; так вот, они, по правде говоря, всегда окружены невидимыми помощниками. Они абсолютно спокойно позволяют сотрудникам компании или домработницам находиться у них дома в их отсутствие.

Нет, отнюдь не потому, что они им доверяют. Подобно королям, они обзавелись людьми, которые делают за них всё, вплоть до переодевания. Король не стесняется наготы в присутствии подданных. Так же и здесь. Для короля все они — невидимые люди.

Я почти не помню, что тогда произошло.

Голова была забита подготовкой к экзаменам, и я пошел в тот дом только потому, что брат с сестрой утомили меня уговорами. Точно, даже родители, кажется, уговаривали меня хотя бы показаться на празднике. Погода была отвратная, учеба застопорилась, и настроение было хуже некуда.

Было душно, погода стояла странная.

Помню, ключ почему-то не поворачивался.

Видите ли, из-за сильной влажности ключ может туго ходить в замочной скважине. Все потому, что металл сжимается и расширяется. Должно быть, в тот день влажность повысилась. Температура тоже была высокая, в окрестностях можно было заметить феномен фёна[61].

Да, верно, замок на школьном портфеле. Я уже говорил, что не выносил, когда мои вещи трогали посторонние. Потому, уходя из комнаты, всегда закрывал всё на замок. Конечно, у ученика средней школы не было особых ценностей — ящик с игрушками да школьный портфель.

На портфеле был небольшой хрупкий замочек. Вот он-то тогда и не хотел закрываться. Помню, меня это очень разозлило. Даже не помню уже, смог ли я в итоге его закрыть.

Переполненный негодованием, я пошел в тот дом.

А придя туда, сразу понял: случилось что-то странное.

Да, что-то странное — не могу назвать это иначе.

Сцена из ада? Нет, мне так не показалось. Вспоминая сейчас, я вижу людей, подобных черным амебам. Я не помню их лица. Только образ — черные амебы, ползающие по полу.

Кроме того, я не помню стонов или криков о помощи. Я не помню чьих-либо голосов — скорее, это было похоже на громыхание дома во время землетрясения. Сложно объяснить, но словно весь дом издал один протяжный «бум!». Не знаю, может, это уловка памяти, но вот и все, что я помню. Этот громкий звук эхом отдавался внутри меня, и я осознал, что произошло что-то ужасное.

Кажется, я крикнул брату и сестре не двигаться и оставаться на месте.

Затем я побежал. Я думал лишь о том, что должен позвать кого-то на помощь.

До ближайшего полицейского участка было, кажется, минут десять. Но, по правде говоря, я просто хотел поскорее убежать оттуда. Бросить там брата и сестру и убежать как можно дальше.

Помню, прибежав в полицейский участок, я сказал, что в доме Аосава случилось что-то ужасное и все мучаются, попадав на землю. Дежурный полицейский сперва растерялся, но стоило мне повторить еще раз, как выражение его лица изменилось, и он бросился к телефону. Раздавались телефонные звонки, людей становилось все больше, и поднялся жуткий переполох.

Я был жутко взволнован из-за того, что весь мир вокруг меня вдруг закрутился с бешеной скоростью. Это пугало меня даже больше того, что я увидел, придя в дом Аосава. То, что произошло, стало известно миру, и тот начал реагировать. Было страшно осознавать, что я запустил эту реакцию. Словно карусель, которую я включил, чтобы покататься, кружится все быстрее, набирает обороты, пока я остаюсь в стороне и могу лишь смотреть. Я нажал на выключатель, но в результате остался позади. Я не из тех, кто приводит мир в движение. Можно сказать, я скорее оппортунист — жду действий от окружающих, прежде чем проявляю себя. Из-за этой своей черты, всю дорогу до полицейского участка я никак не мог перестать сомневаться, правильно ли поступаю.

Помню, что молодой полицейский пил растворимый кофе и оставил ложку в чашке. Я терпеть не мог, когда ложку оставляли в чашке. Когда поднялся переполох, полицейскому было уже не до кофе.

Чашка с ложкой внутри так и осталась стоять на столе.

Почему-то мне показалось, что мы похожи. Словно весь мир вдруг начал вращаться с бешеной скоростью, и лишь мы с этой чашкой остались неподвижными.

Конечно, полицейские много раз меня допрашивали, но я мало что мог им рассказать, ведь я пробыл в том доме совсем недолго. Они допрашивали брата и сестру, особенно брата, который много раз входил и выходил из того дома; не думаю, что те смогли сообщить им что-то полезное. Помню, я не понимал, зачем задавать один и тот же вопрос снова и снова.