– …а где эта, итальяночка твоя? – спросил драматург Валеев, как только вошел.

– Какая еще итальяночка? – ухмыльнулся Африкан, хотя прекрасно понял, о ком говорит приятель.

– Такая… – Валеев круговыми движениями рук очертил в воздухе аппетитные женские формы, волны волос. – Подруга дней твоих суровых. Муза…

– Валеев, ты бредишь. Какая муза! Я ж тебе говорил, это дальняя родственница из дальних краев, – огрызнулся Африкан. – Фрося Бурлакова она, а никакая не итальяночка.

Эту легенду о том, что Белла его родственница, Африкан придумал для окружающих. Уж больно косились на Беллу соседи, да и гостям было очень удобно представлять ее в таком качестве…

– Тогда сведи нас. Скажи ей, что я хороший и добрый. А то она от меня бегает…

– Уехала Фрося, – буркнул Африкан.

– Куда?!

– Куда-куда… В Урюпинск свой. Или в Сызрань… Может, в Крыжополь? Я уж не помню.

– Слушай, Африкаша, ты – собака на сене, ни себе, ни людям! – обиделся драматург Валеев и достал из портфеля бутылку. – Вот, бери с меня пример. Коньяк. Настоящий, французский. Третьего дня премьера была, так мне подарили…

– Премьера? Это святое, – сказал Африкан и достал из шкафа специальные бокалы. При всей своей нелюбви к быту Африкан считал, что напитки надо употреблять именно из той посуды, которая для этого предназначена. Умные люди зря, что ли, старались! Для виски одни бокалы придуманы – «таблерсы», для коньяка – другие, «снифферы»…

– Я тебе ссылки на «мыло» потом сброшу, так там такие рецензии… – довольно произнес Валеев. – Открывай.

Африкан открыл бутылку, налил коньяк в бокалы.

– С премьерой тебя.

– За искусство!

Глотнули.

– О-о, блин… Шикарно.

– Да, это вам… вот это вещь! – сдавленным голосом произнес Валеев. – Знаешь, друг, очень не хочется омрачать праздник, но…

– Что? – насторожился Африкан. Тон Валеева чрезвычайно ему не понравился.

– Мне сейчас звонил Козюрин. Короче, один из твоих учеников повесился.

– Врешь.

– Вот те крест!

– Какой крест, ты же буддист!

– Сам ты буддист! – обиделся Валеев. – Я – баптист. И вообще, это только в рекламных целях, на время премьеры… Ну, давай, теперь не чокаясь, за помин…

«Попов! – догадался Африкан. – Юрий Попов, графоман несчастный! Это только он, дурак непроходимый, на такое мог решиться…»

– Слушай, он совсем повесился? – мрачно спросил Африкан, поставив бокал на стол.

– Да я не знаю. Вроде откачали, – беззаботно ответил Валеев.

– Так что ж ты – «за помин, за помин»… – зарычал Африкан. – Сейчас как врежу тебе, в твою продажную морду!

– Э, тише, тише… – загородился локтем Валеев. – У меня на днях съемки для телеканала «Культура»…

Африкан сел в кресло, схватился за голову. На душе у него стало очень скверно.

– Тебя, может, погонят из преподавателей, – спокойно произнес Валеев. – Потому что хоть ты один из лучших, но ученики решили тебя бойкотировать. Ну, не все, большая часть, говорят… Нельзя людей обижать, Африкаша. Нельзя людям в глаза говорить, что они бездарности, графоманы, сволочи, подлецы и жирные уроды…

– А если они такие и есть? – холодно спросил Африкан.

– Какая разница… – махнул рукой Валеев. – Сейчас время политкорректности. Ты не имеешь права сказать дураку, что он дурак. Дурак нынче – это человек с альтернативным складом ума…

– Эти ученики уйдут, другие придут, – пробормотал Африкан, отвернувшись. – Это тоже реклама.

– Это уже антиреклама, Африкаша, – рассудительно произнес Валеев. – Что, по третьей?

– Нет, не могу. Прости, – Африкан встал, отошел к окну. Это был тот редкий случай, когда от алкоголя становилось только хуже.

– Ну, как знаешь, – спокойно произнес приятель. – Тогда в другой раз. Я вижу, ты не в духе…

Валеев ушел – хлопнула входная дверь. Это был человек исключительной чуткости.

– Да что ж за жизнь такая поганая… – со злостью прошептал Африкан. – То Зина, то братец мой, то Попов этот… Все решили меня с ума свести! И Белла эта еще…

…Интересно, соврала она или нет, когда сказала, что у Ларкиного Бориса есть любовница? Вряд ли. Такие, как Белла, никогда не лгут. Она – очень простая девица, из тех, кто в принципе лгать не умеет и не любит. И никогда не играет… Белла – не Зина, которая на пустом месте умудрялась целый спектакль разыграть! И в Белле не было той деликатной сдержанности, такта, которыми отличалась Лара.

Белла – природное существо. Стихия. Она не добрая и не злая, не умная и не глупая. Она как вода в реке – по весне вспенится и разольется, затопив поля, а потом вновь войдет в свои берега, станет ленивой, аморфной, зимой же замрет навсегда, превратившись в лед. А следующей весной опять начнет буйствовать…

Поэтому разве можно обижаться на воду в реке? Даже если она снесет и затопит все дома в округе, заполнит легкие человека, убьет все живое… Она не виновата. Нет смысла обижаться и на жгучее солнце, когда бредешь через пустыню. И ветер, сносящий все на своем пути, тоже ни в чем не виноват… Стихия не лжет, не ищет выгоды.

Белла не солгала насчет Лары и Бориса.

Итак, допустим, у Бо€риса действительно есть зазноба на стороне. И что? Как это использовать? Ларе наверняка понадобятся доказательства, она не поверит на слово, что ее муж ходит налево… «Можно нанять детектива – тот соберет доказательства. Фото и видео. Фото и видео передать Ларе. Ладно, допустим, это все получится. Но вернется ли Лара ко мне? Не факт. Надо что-нибудь изящное придумать, тонкое, какую-нибудь интригу закрутить… Эх, зря я Валеева отпустил – мы бы сейчас на пару такой сюжетец сплели, такую драматургию забабахали бы!» – мечтательно подумал Африкан и уже схватился было за сотовый, чтобы вернуть друга.

Но в последний момент передумал.

Африкан представил, что будет, если Лара вернется к нему. Счастье? Нет. Покой? Нет. Он станет терзать ее упреками и ненавистью. У него, Африкана, злая память. Только раньше он придирался к Ларе по мелочам, теперь же будет ей припоминать Бориса.

И все вернется к прежнему – безудержный секс и безумная ругань. Потом – опустошение, усталость. И Лара снова сбежит.

О таком варианте развития событий Африкан почему-то никогда не думал. Только сейчас, когда шанс вернуть Лару превратился в реальность, он понял, что будущего у них с Ларой нет.

– Ненавижу… – Африкан упал на диван, сложил руки на груди. – Сука, ты же все испортила, совсем все испортила!

Он обращался к Ларе.

Что толку было посылать к ней Беллу, выведывать и вынюхивать…

Но как тогда жить дальше? Он – молодой еще мужчина, здоровый… Вернуть Зину? О, Зина, отрава… Как же она надоела!