Он обхватил мое лицо руками и хаотично гладил большими пальцами мои щеки.

— Как ты похожа на маму. Как же похожа… Одно лицо.

Я слушала его и… может быть и могла бы посочувствовать, но для меня врагом был именно он. И, если вдруг поймет, что я не его сестра, то моя участь будет страшной.

— Они просто женщины. Прикажи своим людям отпустить детей и женщин. Не уподобляйся им. Не воюй с теми, кто слабее тебя.

Наполненные слезами карие глаза Уильяма Блэра всматривались в меня с отчаянием и любовью вызывая неловкость и чувство вины. Ведь я не Элизабет…

— Отпустите женщин. Делайте то, что говорит ваша графиня.

Прижался губами к моим рукам.

— Отец был бы счастлив, что ты нашлась.

— Как вы попали сюда?

— Одна сумасшедшая набрела на нас и сказала, что здесь много еды, а мы предоставили ей убежище в нашем лагере. Котеноооок…, - прижал меня снова к себе. От него пахло потом, кровью и… чем-то совершенно чужим, отталкивающим, враждебным… Может быть потому что у меня никогда не было братьев, и я не представляла себе, что это такое. И перед глазами до сих пор стояло перекошенное от ужаса лицо маленькой Сары, и он… нависший над ней сверху. Огромный мужик, готовый растерзать ребенка только потому что ему не дали еду. Сейчас девочку сжимала в объятиях Ирис, и они обе рыдали после пережитого шока.

— Что с нами будет? — тихо спросила и высвободилась, отстраняясь от него.

Уильям встал в полный рост и повернулся к женщинам, удерживая меня за руку.

— Вас никто не тронет, более того, каждая из вас теперь для меня, как родная, если того желает моя сестра. Слово маленькой графини Блэр закон. Мы будем оберегать вас, а в обмен на покровительство вы поделитесь с нами едой.

И повернулся ко мне.

— В лагере сотни повстанцев и все они голодны. После начавшейся чертовщины с холодом. Нам нужно убежище и провизия. И это место идеально для передислокации моих воинов. Черт… я все еще не могу поверить, что ты жива.

И вдруг дверь распахнулась и показался запыхавшийся блэровец.

— Мы сцапали адоровских псов. Они крутились неподалеку от монастыря. И среди них Морган Ламберт собственной персоной.

— Твою ж мааааааать! — заревел брат, сдавливая мое запястье, — Тащи сюда ублюдка! Нет, я сам выйду, чтобы увидеть своими глазами.

У меня вдруг подкосились ноги, и я впилась в руку Уильяма, тяжело дыша и чувствуя, как от все тело покрывается мурашками. Повисла на нем, лихорадочно соображая, не зная, что делать, ощущая, как паника охватывает разум, как становится трудно дышать от ужасного понимания — этот рыжий детина настолько ненавидит герцога, что не пощадит.

— Привяжите сучару к дереву! Хочу посмотреть в глаза той мрази, что когда-то звалась моим другом!

Издалека донесся плач младенца, и я вздрогнула, освобождаясь из объятий «брата».

— Что это?

— Ребенок, — потом гордо выпрямилась и посмотрела в глаза Уильяму, — Мой сын… мой и Моргана Ламберта!

— Что значит твой ребенок и Ламберта?

Повернулся ко мне, когда я вынесла Джейсона, и взгляд стал резать и без того напряженные нервы. Казалось в этот момент огромный рыжий детина искренне желал мне смерти. Я словно, вонзила нож ему в сердце.

— Морган не сжигал меня. Он меня спас.

— Ты… ты в своем уме? Ты понимаешь, что несешь? Кто спас? Этот ублюдок, истребивший больше половину блэровцев? Тот, кто разнес в щепки этот монастырь? — зарычал и схватил меня под руку, — Разве он не женат? Не на тебе!

— Женат…

— Ты прелюбодействуешь с этим подонком? По доброй воле? Я отказываюсь в это верить! Ты — шлюха Моргана Ламберта? Дочь Антуана Блэра? Моя сестра шлюха?!

— Я люблю его!

— Замолчи, Элизабет! Ни слова больше или я тебя ударю! А я не поднимаю руку на женщин.

Я тут же посмотрела на Ирис, а он поспешил поправить себя:

— На наших женщин! Уйди с дороги и не мешай мне. Мы с тобой потом поговорим. Если у меня будет желание говорить… Я должен решить, что мне с тобой делать.

Посмотрела на его огромную фигуру. На то как он заслонил собой выход из молельни и вывалился наружу, скрипя сапогами по снегу. Я бросилась следом, но Уильям обернулся ко мне и сгреб одной рукой за шиворот.

— Я вне себя. Не путайся у меня под ногами, не то я за себя не отвечаю и выдеру тебя вместо отца! Позор на наши головы! Ты — позор! Мне стыдно и мерзко смотреть на тебя! Уйди!

Отшвырнул вглубь залы и хлопнул дверью. Из-за порога на пол набились снежинки и теперь растаяли так же, как и моя надежда, что я могу что-то изменить. Бросилась к окну, распахнула ставни и прижалась лицом к стеклу. Увидела Моргана и чуть не закричала — они раздели его. Он был в одной тонкой рубашке и босиком. Привязанный к стволу дерева. Беспомощный и в тоже время безумно сильный. Как будто излучает эту мощь перед которой тушуется даже мой брат. Словно веревки не сдерживают пленника и тот может быть опасен для всех даже привязанным. Да, один взгляд Ламберта мог заменить тысячи клинков и изрезать вас на куски.

Уильям подошел к нему и изо всех сил ударил под дых. Так ударил, что Морган закашлялся. Я хотела их слышать. Я до безумия хотела их слышать и не могла. Прижималась в стекло все сильнее, глядя как ветер раскручивает вихри по земле, как путается в шлейф из снежинок и мечется по двору. И в голове рождаются мелодия, а взгляд зацепился за снежинки и словно это я уже закручиваю их в спирали… в маленькие белые смерчи и швыряю о землю.

«Ветер-ветер-ветерок

Ветер — Белый голубок

Дай услышать, где ты был

Дай узреть, где волком выл

Дай тобою стать… лететь

За тебя морозом петь

За тебя услышать голос

А взамен получишь волос…»

«Зачем обещала. Придется отдавать… за все надо платить… за всееее….»

Тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли, прислушиваясь, и холодея от понимания, что я, словно вне своего тела парю там, снаружи, где двое мужчин смотрят друг на друга диким взглядом.

— Бьешь связанного? А слабо отвязать и в честном бою драться?

— С кем? С тобой? С мразью, которая убивала блэровских детей?

— Разве не твои люди схватили беженцев из Адора и вздернули их на деревьях вместе с НАШИМИ детьми?

— Ложь — твоя вторая мать!

— А твоя первая и единственная — подлая тварь, которая истребила сотни тысяч! Отняла жизни у стариков и детей, обрекла их на жуткую смерть!

Ударил Моргана снова с такой силой, что тот со свистом втянул воздух и, дернувшись всем телом.

— Я оторву тебе язык!

— Ты трусливая псина, которая боится меня отвязать и дать в руки оружие! Приблизишься и я отгрызу тебе кадык.